Неточные совпадения
На Варавку
кричала Мария Романовна, но сквозь ее сердитый
крик Клим слышал упрямый голос докторши...
— Уничтожай его! —
кричал Борис, и начинался любимейший момент игры: Варавку щекотали, он выл, взвизгивал, хохотал, его маленькие, острые глазки испуганно выкатывались, отрывая от себя детей одного за другим, он бросал их на диван, а они, снова наскакивая на него, тыкали пальцами ему в ребра, под колени. Клим никогда не участвовал в этой грубой и опасной игре, он стоял в стороне, смеялся и слышал густые
крики Глафиры...
Она уже не шептала, голос ее звучал довольно громко и был насыщен гневным пафосом. Лицо ее жестоко исказилось, напомнив Климу колдунью с картинки из сказок Андерсена. Сухой блеск глаз горячо щекотал его лицо, ему показалось, что в ее взгляде горит чувство злое и мстительное. Он опустил голову, ожидая, что это странное существо в следующую минуту
закричит отчаянным
криком безумной докторши Сомовой...
Глубже и крепче всего врезался в память образ дьякона. Самгин чувствовал себя оклеенным его речами, как смолой. Вот дьякон, стоя среди комнаты с гитарой в руках, говорит о Лютове, когда Лютов, вдруг свалившись на диван, — уснул, так отчаянно разинув рот, как будто он
кричал беззвучным и тем более страшным
криком...
— Молчите! Или — уходите прочь, —
крикнула Лидия, убегая в кухню. Ее злой
крик заставил Варвару завыть голосом деревенской бабы, кликуши...
— Н-нет, братья, — разрезал воздух высокий, несколько истерический
крик. Самгин ткнулся в спину Туробоева и, приподнявшись на пальцах ног, взглянул через его плечо, вперед, откуда
кричал высокий голос.
«Вожди! — мысленно
крикнул Самгин, но так, что услышал
крик свой вне себя и даже оглянулся. — А — царь? Едва ли этот маленький человечек спокойно пьет чай…»
Алина тоже что-то
кричала, но голос ее заглушался визгом парня в лисьей шубе и
криками его товарищей. Парень в шубе, болтая головою, встряхивая наушниками шапки, визжал...
Тишину вдруг взорвали и уничтожили дружные рукоплескания,
крики, — особенно буйно
кричала молодежь с хор, а где-то близко густейший бас сказал, хвастаясь своей силой...
— Делают революцию, потом орут, негодяи, — защищай! —
кричал поручик; офицер подошел вплотную к нему и грозно высморкался, точно желая заглушить бешеный
крик.
— Отец мой лоцманом был на Волге! —
крикнула она, и резкий
крик этот, должно быть, смутил ее, — она закрыла глаза и стала говорить быстро, невнятно.
Сотни рук встретили ее аплодисментами,
криками; стройная, гибкая, в коротенькой до колен юбке, она тоже что-то
кричала, смеялась, подмигивала в боковую ложу, солдат шаркал ногами, кланялся, посылал кому-то воздушные поцелуи, — пронзительно взвизгнув, женщина схватила его, и они, в профиль к публике, делая на сцене дугу, начали отчаянно плясать матчиш.
Дронов
кричал, топал ногой, как лошадь, размахивал гранками. Самгину уже трудно было понять связи его слов, смысл
крика. Клим Иванович стоял по другую сторону стола и молчал, ожидая худшего. Но Дронов вдруг выкрикнул...
Самгин вспомнил наслаждение смелостью, испытанное им на встрече Нового года, и подумал, что, наверное, этот министр сейчас испытал такое же наслаждение. Затем вспомнил, как укротитель Парижской коммуны, генерал Галифе, встреченный в парламенте
криками: «Убийца!» — сказал, топнув ногой: «Убийца? Здесь!» Ой, как
закричали!
Пред ним, одна за другой, мелькали, точно падая куда-то, полузабытые картины: полиция загоняет московских студентов в манеж, мужики и бабы срывают замок с двери хлебного «магазина», вот поднимают колокол на колокольню;
криками ура встречают голубовато-серого царя тысячи обывателей Москвы, так же встречают его в Нижнем Новгороде, тысяча людей всех сословий стоит на коленях пред Зимним дворцом, поет «Боже, царя храни»,
кричит ура.
Люди
кричат, их невнятные
крики образуют тоже как бы облако разнообразного шума, мерно прыгает солдатская маршевая песня, уныло тянется деревенская, металлически скрипят и повизгивают гармоники, стучат топоры, где-то учатся невидимые барабанщики, в трех десятках шагов от насыпи собралось толстое кольцо, в центре его двое пляшут, и хор отчаянно
кричит старинную песню...
— Хлеба! Хлеба! — гулко
кричали высокие голоса женщин. Иногда люди замедляли шаг, даже топтались на месте, преодолевая какие-то препятствия на пути своем, раздавался резкий свист,
крики...
Неточные совпадения
Такой был
крик, что за душу // Хватил — чуть не упала я, // Так под ножом
кричат!
"Было чего испугаться глуповцам, — говорит по этому случаю летописец, — стоит перед ними человек роста невеликого, из себя не дородный, слов не говорит, а только
криком кричит".
Они поворачивались, чтоб итти назад, как вдруг услыхали уже не громкий говор, а
крик. Левин, остановившись,
кричал, и доктор тоже горячился. Толпа собиралась вокруг них. Княгиня с Кити поспешно удалились, а полковник присоединился к толпе, чтоб узнать, в чём дело.
Степан Аркадьич вздохнул, отер лицо и тихими шагами пошел из комнаты. «Матвей говорит: образуется; но как? Я не вижу даже возможности. Ах, ах, какой ужас! И как тривиально она
кричала, — говорил он сам себе, вспоминая ее
крик и слова: подлец и любовница. — И, может быть, девушки слышали! Ужасно тривиально, ужасно». Степан Аркадьич постоял несколько секунд один, отер глаза, вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты.
— Нет, это ужасно! Я умру, умру! Поди, поди! —
закричала она, и опять послышался тот же ни на что не похожий
крик.