Неточные совпадения
Стремительные глаза Лютова бегали вокруг Самгина, не в силах остановиться на нем, вокруг дьякона, который разгибался медленно,
как будто боясь, что длинное тело его не уставится в комнате. Лютов обожженно вертелся
у стола, теряя туфли с босых ног; садясь на стул, он склонялся головою до колен, качаясь, надевал туфлю, и нельзя было понять, почему он не
падает вперед, головою о пол. Взбивая пальцами сивые волосы дьякона, он взвизгивал...
— Вот
как? — спросила женщина, остановясь
у окна флигеля и заглядывая в комнату, едва освещенную маленькой ночной лампой. — Возможно, что есть и такие, — спокойно согласилась она. — Ну, пора
спать.
—
Как падали рабочие-то, а? Действительность, черт…
У меня, знаете, эдакая… светлейшая пустота в голове, а в пустоте мелькают кирпичи, фигурки… детские фигурки.
— Вы сюда
как попали? — остановил его радостный и удивленный возглас; со скамьи,
у ворот, вскочил Дунаев, схватил его руку и до боли сильно встряхнул ее.
— А когда мне было лет тринадцать, напротив нас чинили крышу, я сидела
у окна, — меня в тот день наказали, — и мальчишка кровельщик делал мне гримасы. Потом другой кровельщик запел песню, мальчишка тоже стал петь, и — так хорошо выходило
у них. Но вдруг песня кончилась криком, коротеньким таким и резким, тотчас же шлепнулось,
как подушка, — это
упал на землю старший кровельщик, а мальчишка лег животом на железо и распластался, точно не человек, а — рисунок…
Рабочие обтекали музей с двух сторон и,
как бы нерешительно застаиваясь
у ворот Кремля, собирались в кулак и втискивались в каменные
пасти ворот, точно разламывая их.
Диомидов вертел шеей, выцветшие голубые глаза его смотрели на людей холодно, строго и притягивали внимание слушателей, все они
как бы незаметно ползли к ступенькам крыльца, на которых,
у ног проповедника, сидели Варвара и Кумов, Варвара — глядя в толпу, Кумов — в небо, откуда
падал неприятно рассеянный свет, утомлявший зрение.
— Все это — ненадолго, ненадолго, — сказал доктор, разгоняя дым рукой. — Ну-ко, давай, поставим компресс. Боюсь,
как левый глаз
у него? Вы, Самгин, идите
спать, а часа через два-три смените ее…
— В Полтавской губернии приходят мужики громить имение. Человек пятьсот. Не свои — чужие; свои живут,
как у Христа за пазухой. Ну вот, пришли, шумят, конечно. Выходит к ним старик и говорит: «Цыцте!» — это по-русски значит: тише! — «Цыцте, Сергий Михайлович — сплять!» — то есть —
спят. Ну-с, мужики замолчали, потоптались и ушли! Факт, — закончил он квакающим звуком успокоительный рассказ свой.
Самгин видел,
как лошади казаков, нестройно, взмахивая головами, двинулись на толпу, казаки подняли нагайки, но в те же секунды его приподняло с земли и в свисте, вое, реве закружило, бросило вперед, он ткнулся лицом в бок лошади, на голову его
упала чья-то шапка, кто-то крякнул в ухо ему, его снова завертело, затолкало, и наконец, оглушенный, он очутился
у памятника Скобелеву; рядом с ним стоял седой человек, похожий на шкаф, пальто на хорьковом мехе было распахнуто, именно
как дверцы шкафа, показывая выпуклый, полосатый живот; сдвинув шапку на затылок, человек ревел басом...
Солдат
упал вниз лицом, повернулся на бок и стал судорожно щупать свой живот. Напротив, наискось, стоял
у ворот такой же маленький зеленоватый солдатик, размешивал штыком воздух, щелкая затвором, но ружье его не стреляло. Николай, замахнувшись ружьем,
как палкой, побежал на него; солдат, выставив вперед левую ногу, вытянул ружье, стал еще меньше и крикнул...
Самгин видел,
как он подскочил к солдату
у ворот, что-то закричал ему, солдат схватил его за ногу, дернул, — Лаврушка
упал на него, но солдат тотчас очутился сверху; Лаврушка отчаянно взвизгнул...
Пушки стреляли не часто, не торопясь и, должно быть, в разных концах города. Паузы между выстрелами были тягостнее самих выстрелов, и хотелось, чтоб стреляли чаще, непрерывней, не мучили бы людей, которые ждут конца. Самгин, уставая, садился к столу, пил чай, неприятно теплый, ходил по комнате, потом снова вставал на дежурство
у окна. Как-то вдруг в комнату точно с потолка
упала Любаша Сомова, и тревожно, возмущенно зазвучал ее голос, посыпались путаные слова...
Город Марины тоже встретил его оттепелью, в воздухе разлита была какая-то сыворотка, с крыш лениво
падали крупные капли; каждая из них, казалось, хочет
попасть на мокрую проволоку телеграфа, и это раздражало,
как раздражает запонка или пуговица, не желающая застегнуться. Он сидел
у окна, в том же пошленьком номере гостиницы, следил,
как сквозь мутный воздух
падают стеклянные капли, и вспоминал встречу с Мариной. Было в этой встрече нечто слишком деловитое и обидное.
— Вот
как я…
попал! — тихонько произнес Кутузов, выходя из-за портьеры, прищурив правый глаз, потирая ладонью подбородок. — Отказаться — нельзя; назвался груздем — полезай в кузов. Это ведь ваша жена? — шептал он. — Вот что: я ведь медик не только по паспорту и даже в ссылке немножко практиковал. Мне кажется:
у нее пневмония и — крупозная, а это — не шуточка. Понимаете?
—
У Тагильского оказалась жена, да —
какая! — он закрыл один глаз и протяжно свистнул. — Стиль модерн, ни одного естественного движения, говорит голосом умирающей. Я
попал к ней по объявлению: продаются книги. Книжки, брат, замечательные. Все наши классики, переплеты от Шелля или Шнелля, черт его знает! Семьсот целковых содрала. Я сказал ей, что был знаком с ее мужем, а она спросила: «Да?» И — больше ни звука о нем, стерва!
Рядом с ним явился старичок, накрытый красным одеялом, поддерживая его одною рукой
у ворота, другую он поднимал вверх, но рука бессильно
падала. На сморщенном, мокром от слез лице его жалобно мигали мутные, точно закоптевшие глаза, а веки были красные,
как будто обожжены.
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто
попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько
у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот…
Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь
какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты
у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не
спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
У вас товар некупленный, // Из вас на солнце топится // Смола,
как из сосны!» // Опять
упали бедные // На дно бездонной пропасти, // Притихли, приубожились, // Легли на животы; // Лежали, думу думали // И вдруг запели.
— Да вы и то, кажется, мало
спите. Нам веселей,
как у хозяина на глазах…
Он едва успел выпростать ногу,
как она
упала на один бок, тяжело хрипя, и, делая, чтобы подняться, тщетные усилия своей тонкою, потною шеей, она затрепыхалась на земле
у его ног,
как подстреленная птица.