Неточные совпадения
В течение пяти
недель доктор Любомудров не мог с достаточной ясностью определить болезнь пациента, а пациент не мог понять, физически болен он или его свалило с ног отвращение к жизни, к людям? Он не был мнительным, но иногда ему казалось, что
в теле его работает острая кислота, нагревая мускулы, испаряя
из них жизненную силу. Тяжелый туман наполнял голову, хотелось глубокого сна, но мучила бессонница и тихое, злое кипение нервов.
В памяти бессвязно возникали воспоминания о прожитом, знакомые лица, фразы.
— Так вот — провел
недель пять на лоне природы. «Лес да поляны, безлюдье кругом» и так далее. Вышел на поляну, на пожог, а
из ельника лезет Туробоев. Ружье под мышкой, как и у меня. Спрашивает: «Кажется, знакомы?» — «Ух, говорю, еще как знакомы!» Хотелось всадить
в морду ему заряд дроби. Но — запнулся за какое-то но. Культурный человек все-таки, и знаю, что существует «Уложение о наказаниях уголовных». И знал, что с Алиной у него — не вышло. Ну, думаю, черт с тобой!
Самгин принял все это как попытку Варвары выскользнуть из-под его влияния, рассердился и с
неделю не ходил к ней, уверенно ожидая, что она сама придет. Но она не шла, и это беспокоило его, Варвара, как зеркало, была уже необходима, а кроме того он вспомнил, что существует Алексей Гогин, франт, похожий на приказчика и, наверное, этим приятный барышням. Тогда, подумав, что Варвара, может быть, нездорова, он пошел к ней и
в прихожей встретил Любашу
в шубке,
в шапочке и, по обыкновению ее, с книгами под мышкой.
—
Из суда зайдите ко мне, я сегодня не выхожу, нездоров. На этой
неделе вам придется съездить
в Калугу.
Случалось, что, являясь к ней
в условленный день и час, он получал
из рук домохозяина конверт и
в нем краткую записку без подписи: «Вернусь через
неделю».
— Да, как будто нахальнее стал, — согласилась она, разглаживая на столе документы, вынутые
из пакета. Помолчав, она сказала: — Жалуется, что никто у нас ничего не знает и хороших «Путеводителей» нет. Вот что, Клим Иванович, он все-таки едет на Урал, и ему нужен русский компаньон, — я, конечно, указала на тебя. Почему? — спросишь ты. А — мне очень хочется знать, что он будет делать там. Говорит, что поездка займет
недели три, оплачивает дорогу, содержание и — сто рублей
в неделю. Что ты скажешь?
За окном тяжко двигался крестный ход: обыватели города, во главе с духовенством всех церквей, шли за город,
в поле — провожать икону Богородицы
в далекий монастырь, где она пребывала и откуда ее приносили ежегодно
в субботу на пасхальной
неделе «гостить», по очереди, во всех церквах города, а
из церквей, торопливо и не очень «благолепно», носили по всем домам каждого прихода, собирая с «жильцов» десятки тысяч священной дани
в пользу монастыря.
— Вот тебе и отец города! — с восторгом и поучительно вскричал Дронов, потирая руки. —
В этом участке таких цен, конечно, нет, — продолжал он. — Дом стоит гроши, стар, мал, бездоходен. За землю можно получить тысяч двадцать пять, тридцать. Покупатель — есть, продажу можно совершить
в неделю. Дело делать надобно быстро, как
из пистолета, — закончил Дронов и, выпив еще стакан вина, спросил: — Ну, как?
Все это разрешилось обильным поносом, Самгин испугался, что начинается дизентерия, пять дней лежал
в железнодорожной больнице какой-то станции, а возвратясь
в Петроград, несколько
недель не выходил
из дома.
Каждый номер врачебной газеты содержал в себе сообщение о десятках новых средств, и так
из недели в неделю, из месяца в месяц; это был какой-то громадный, бешеный, бесконечный поток, при взгляде на который разбегались глаза: новые лекарства, новые дозы, новые способы введения их, новые операции, и тут же — десятки и сотни… загубленных человеческих здоровий и жизней.
Неточные совпадения
«Это, говорит, молодой человек, чиновник, — да-с, — едущий
из Петербурга, а по фамилии, говорит, Иван Александрович Хлестаков-с, а едет, говорит,
в Саратовскую губернию и, говорит, престранно себя аттестует: другую уж
неделю живет,
из трактира не едет, забирает все на счет и ни копейки не хочет платить».
К счастию, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через
неделю прибыл
из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, а
в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.
Но прошла
неделя, другая, третья, и
в обществе не было заметно никакого впечатления; друзья его, специалисты и ученые, иногда, очевидно
из учтивости, заговаривали о ней. Остальные же его знакомые, не интересуясь книгой ученого содержания, вовсе не говорили с ним о ней. И
в обществе,
в особенности теперь занятом другим, было совершенное равнодушие.
В литературе тоже
в продолжение месяца не было ни слова о книге.
Другая неприятность, расстроившая
в первую минуту его хорошее расположение духа, но над которою он после много смеялся, состояла
в том, что
из всей провизии, отпущенной Кити
в таком изобилии, что, казалось, нельзя было ее доесть
в неделю, ничего не осталось.
— Ну, слушай, этот раз возьму, и то
из сожаления только, чтобы не провозился напрасно. Но если ты привезешь
в другой раз, хоть три
недели канючь — не возьму.