Плясать кончили, публика неистово кричала, аплодировала, китаец, взяв русалку под руку, вел ее в буфет, где тоже орали, как на базаре, китаец
заглядывал в лицо Варвары, шептал ей что-то, лицо его нелепо расширялось, таяло, улыбался он так, что уши передвинулись к затылку. Самгин отошел в угол, сел там и, сняв маску, спрятал ее в карман.
Неточные совпадения
Клим
заглянул в дверь: пред квадратной пастью печки, полной алых углей,
в низеньком, любимом кресле матери, развалился Варавка, обняв мать за талию, а она сидела на коленях у него, покачиваясь взад и вперед, точно маленькая.
В бородатом
лице Варавки, освещенном отблеском углей, было что-то страшное, маленькие глазки его тоже сверкали, точно угли, а с головы матери на спину ее красиво стекали золотыми ручьями лунные волосы.
«Под льдом река все-таки течет», — хотел сказать Клим, но,
заглянув в птичье
лицо, сказал...
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У двери
в комнату брата стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся на стук
в дверь, хотя
в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала
в сумрак коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно
заглянул в столовую, там шагали Марина и Кутузов, плечо
в плечо друг с другом; Марина ходила, скрестив руки на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего
лица, говорил вполголоса...
Одно яйцо он положил мимо кармана и топтал его, под подошвой грязного сапога чмокала яичница. Пред гостиницей «Москва с но» на обломанной вывеске сидели голуби,
заглядывая в окошко,
в нем стоял черноусый человек без пиджака и, посвистывая, озабоченно нахмурясь, рассматривал, растягивал голубые подтяжки. Старушка с ласковым
лицом, толкая пред собою колясочку,
в которой шевелились, ловя воздух, игрушечные, розовые ручки, старушка, задев Клима колесом коляски, сердито крикнула...
— Понимаете вещь? — кричал он, стирая платком с
лица пот и слезы, припрыгивая, вертясь,
заглядывая в глаза. Он мешал идти, Туробоев покосился на него и отстал шага на два.
Пытливо
заглянув в ее
лицо, Клим сказал, что скоро приедет Туробоев.
И, ласково
заглядывая бархатными глазами
в лицо, он спрашивал...
Иноков постригся, побрил щеки и, заменив разлетайку дешевеньким костюмом мышиного цвета, стал незаметен, как всякий приличный человек. Только веснушки на
лице выступили еще более резко, а
в остальном он почти ничем не отличался от всех других, несколько однообразно приличных людей. Их было не много, на выставке они очень интересовались архитектурой построек, посматривали на крыши,
заглядывали в окна, за углы павильонов и любезно улыбались друг другу.
Самгин
заглянул в круглое, курносое, большеротое
лицо и озлобленно сказал...
В тихой, темной улице его догнал Дьякон, наклонился, молча
заглянул в его
лицо и пошел рядом, наклонясь, спрятав руки
в карманы, как ходят против ветра. Потом вдруг спросил, говоря прямо
в ухо Самгина...
Повинуясь странному любопытству и точно не веря доктору, Самгин вышел
в сад,
заглянул в окно флигеля, — маленький пианист лежал на постели у окна, почти упираясь подбородком
в грудь; казалось, что он, прищурив глаза, утонувшие
в темных ямах, непонятливо смотрит на ладони свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты вынесли, и пустота ее очень убедительно показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по
лицу его.
Самгин догадался, что пред ним человек, который любит пошутить, шутит он, конечно, грубо, даже — зло и вот сейчас скажет или сделает что-нибудь нехорошее. Догадка подтверждалась тем, что грузчики, торопливо окружая запевалу, ожидающе, с улыбками
заглядывали в его усатое
лицо, а он, видимо, придумывая что-то, мял папиросу губами, шаркал по земле мохнатым лаптем и пылил на ботинки Самгина. Но тяжело подошел чернобородый, лысый и сказал строгим басом...
— Не поверю, — повторил Самгин, искоса
заглядывая в его
лицо.
«
В сущности, это — победа, они победили», — решил Самгин, когда его натиском толпы швырнуло
в Леонтьевский переулок. Изумленный бесстрашием людей, он
заглядывал в их
лица, красные от возбуждения, распухшие от ударов, испачканные кровью, быстро застывавшей на морозе. Он ждал хвастливых криков, ждал выявления гордости победой, но высокий, усатый человек
в старом, грязноватом полушубке пренебрежительно говорил, прислонясь к стене...
Сняв шапку, Егорша вытер ею потное
лицо, сытое,
в мягком, рыжеватом пухе курчавых волос на щеках и подбородке, — вытер и ожидающе
заглянул под очки Самгина узкими светленькими глазами.
И,
заглянув в его
лицо, тихо сказала...
Помолчав, она попросила его завтра же принять дела от ее адвоката, а затем приблизилась вплоть, наклонилась, сжала
лицо его теплыми ладонями и,
заглядывая в глаза, спросила тихо, очень ласково, но властно...
«Пролетарская солидарность или — страх, что товарищи вздуют?» — иронически подумал Самгин, а носильщик сбоку одним глазом
заглянул в его
лицо, движением подбородка указав на один из домов, громко сказал...
— Дуняша, — ошеломленно произнес Самгин,
заглядывая в ее
лицо,
в мерцающие глаза, влажные от слез; она толкала его, тащила и, сухо всхлипывая, быстро рассказывала...
— Понимаешь, какая штука, — вполголоса торопливо говорил Дронов, его скуластое
лицо морщилось, глаза, как и прежде, беспокойно бегали,
заглядывая в окно,
в темноту, разрываемую искрами и огнями,
в лицо Самгина,
в стакан.