Неточные совпадения
— Вот, например, англичане: студенты у них
не бунтуют, и вообще они —
живут без фантазии,
не бредят, потому что у них — спорт. Мы на Западе
плохое — хватаем, а хорошего —
не видим. Для народа нужно чаще устраивать религиозные процессии, крестные хода. Папизм — чем крепок? Именно — этими зрелищами, театральностью. Народ постигает религию глазом, через материальное. Поклонение богу в духе проповедуется тысячу девятьсот лет, но мы видим, что пользы в этом мало, только секты расплодились.
— Обо всем, — серьезно сказала Сомова, перебросив косу за плечо. — Чаще всего он говорил: «Представьте, я
не знал этого».
Не знал же он ничего
плохого, никаких безобразий, точно
жил в шкафе, за стеклом. Удивительно, такой бестолковый ребенок. Ну — влюбилась я в него. А он — астроном, геолог, — целая толпа ученых, и все опровергал какого-то Файэ, который, кажется, давно уже помер. В общем — милый такой, олух царя небесного. И — похож на Инокова.
Жила-была дама, было у нее два мужа,
Один — для тела, другой — для души.
И вот начинается драма: который
хуже?
Понять она
не умела, оба — хороши!
— Ну — ничего! Надоест
жить худо — заживем хорошо! Пускай бунтуют, пускай все страсти обнажаются! Знаешь, как старики говаривали? «
Не согрешишь —
не покаешься,
не покаешься —
не спасешься». В этом, друг мой, большая мудрость скрыта. И — такая человечность, что другой такой, пожалуй, и
не найдешь… Значит — до вечера?
Вечером он выехал в Дрезден и там долго сидел против Мадонны, соображая: что мог бы сказать о ней Клим Иванович Самгин? Ничего оригинального
не нашлось, а все пошлое уже было сказано. В Мюнхене он отметил, что баварцы толще пруссаков. Картин в этом городе, кажется,
не меньше, чем в Берлине, а погода — еще
хуже. От картин, от музеев он устал, от солидной немецкой скуки решил перебраться в Швейцарию, — там
жила мать. Слово «мать» потребовало наполнения.
— Что тут обсуждать, когда я все равно ничего не понимаю? Такую дуру вырастили тятенька с маменькой… А знаешь что? Я
проживу не хуже, чем теперь… да. Будут у меня руки целовать, только бы я жила попрежнему. Это уж не Мышников сделает, нет… А знаешь, кто?
Бессеменов. Я в тебя, Петр, верю, когда ты вот так говоришь… рассудительно, серьезно… Верю, что ты жизнь
проживешь не хуже меня… Ну а иной раз…
Неточные совпадения
Рассуждения приводили его в сомнения и мешали ему видеть, что̀ должно и что̀
не должно. Когда же он
не думал, а
жил, он
не переставая чувствовал в душе своей присутствие непогрешимого судьи, решавшего, который из двух возможных поступков лучше и который
хуже; и как только он поступал
не так, как надо, он тотчас же чувствовал это.
— Всё кончено, и больше ничего, — сказала Долли. — И
хуже всего то, ты пойми, что я
не могу его бросить; дети, я связана. А с ним
жить я
не могу, мне мука видеть его.
Мы тронулись в путь; с трудом пять
худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим
жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское,
не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
И, может быть, я завтра умру!.. и
не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня
хуже, другие лучше, чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда
жить? а все
живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!
— У меня
не так, — говорил Собакевич, вытирая салфеткою руки, — у меня
не так, как у какого-нибудь Плюшкина: восемьсот душ имеет, а
живет и обедает
хуже моего пастуха!