Неточные совпадения
Климу хотелось уйти, но он находил, что
было бы неловко оставить дядю. Он сидел в углу
у печки, наблюдая, как жена
писателя ходит вокруг стола, расставляя бесшумно чайную посуду и посматривая на гостя испуганными глазами. Она даже вздрогнула, когда дядя Яков сказал...
Ел Никодим Иванович много, некрасиво и, должно
быть, зная это, старался
есть незаметно, глотал пищу быстро, не разжевывая ее. А желудок
у него
был плохой,
писатель страдал икотой; наглотавшись, он сконфуженно мигал и прикрывал рот ладонью, затем, сунув нос в рукав, покашливая, отходил к окну, становился спиною ко всем и тайно потирал живот.
— Государство наше — воистину, брат, оригинальнейшее государство, головка
у него не по корпусу, — мала. Послал Лидию на дачу приглашать
писателя Катина. Что же ты,
будешь критику писать, а?
Пела она, размахивая пенсне на черном шнурке, точно пращой, и
пела так, чтоб слушатели поняли: аккомпаниатор мешает ей. Татьяна, за спиной Самгина, вставляла в песню недобрые словечки,
у нее, должно
быть,
был неистощимый запас таких словечек, и она разбрасывала их не жалея. В буфет вошли Лютов и Никодим Иванович, Лютов шагал, ступая на пальцы ног, сафьяновые сапоги его мягко скрипели, саблю он держал обеими руками, за эфес и за конец, поперек живота;
писатель, прижимаясь плечом к нему, ворчал...
Если б Варвара
была дома — хорошо бы позволить ей приласкаться. Забавно она вздрагивает, когда целуешь груди ее. И — стонет, как ребенок во сне. А этот Гогин — остроумная шельма, «для пустой души необходим груз веры» — неплохо! Варвара, вероятно, пошла к Гогиным. Что заставляет таких людей, как Гогин, помогать революционерам? Игра, азарт, скука жизни?
Писатель Катин охотился, потому что охотились Тургенев, Некрасов. Наверное, Гогин пользуется успехом
у модернизированных барышень, как парикмахер
у швеек.
— Вот с этого места я тебя не понимаю, так же как себя, — сказал Макаров тихо и задумчиво. — Тебя, пожалуй, я больше не понимаю. Ты — с ними, но — на них не похож, — продолжал Макаров, не глядя на него. — Я думаю, что мы оба покорнейшие слуги, но — чьи? Вот что я хотел бы понять. Мне роль покорнейшего слуги претит. Помнишь, когда мы, гимназисты, бывали
у писателя Катина — народника? Еще тогда понял я, что не могу
быть покорнейшим слугой. А затем, постепенно, все-таки…
— Пророками — и надолго! —
будут двое: Леонид Андреев и Сологуб, а за ними пойдут и другие, вот увидишь! Андреев —
писатель, небывалый
у нас по смелости, а что он грубоват — это не беда! От этого он только понятнее для всех. Ты, Клим Иванович, напрасно морщишься, — Андреев очень самобытен и силен. Разумеется, попроще Достоевского в мыслях, но, может
быть, это потому, что он — цельнее. Читать его всегда очень любопытно, хотя заранее знаешь, что он скажет еще одно — нет! — Усмехаясь, она подмигнула...
— Чтобы вам
было проще со мной, я скажу о себе: подкидыш, воспитывалась в сиротском приюте, потом сдали в монастырскую школу, там выучилась золотошвейному делу, потом
была натурщицей, потом [В раннем варианте чернового автографа после: потом — зачеркнуто: три года жила с одним живописцем, натурщицей
была, потом меня отбил
у него один
писатель, но я через год ушла от него, служила.] продавщицей в кондитерской, там познакомился со мной Иван.
— Чехов и всеобщее благополучие через двести — триста лет? Это он — из любезности, из жалости. Горький? Этот — кончен, да он и не философ, а теперь требуется, чтоб
писатель философствовал. Про него говорят — делец, хитрый, эмигрировал, хотя ему ничего не грозило. Сбежал из схватки идеализма с реализмом. Ты бы, Клим Иванович, зашел ко мне вечерком посидеть.
У меня всегда народишко бывает. Сегодня
будет. Что тебе тут одному сидеть? А?
Неточные совпадения
— Хе-хе! Остроумны, остроумны-с. Все-то замечаете! Настоящий игривый ум-с! И самую-то комическую струну и зацепите… хе-хе! Это ведь
у Гоголя, из
писателей, говорят, эта черта
была в высшей-то степени?
Имена
писателей у нас неизвестны, между тем сочинения их — подвиги в своем роде; подвиги потому, что
у них не
было предшественников, никто не облегчал их трудов ранними труженическими изысканиями.
— Что же тут дурного? Я вам в нашей литературе укажу на проект одного немецкого
писателя, который прямо предлагает, чтобы это не считалось преступлением, и возможен
был брак между мужчинами, — сказал Сковородников, жадно с всхлюпыванием затягиваясь смятой папиросой, которую он держал между корнями пальцев
у ладони, и громко захохотал.
Я рассказываю тебе еще первую свою повесть, ты еще не приобрела себе суждения, одарен ли автор художественным талантом (ведь
у тебя так много
писателей, которым ты присвоила художественный талант), моя подпись еще не заманила бы тебя, и я должен
был забросить тебе удочку с приманкой эффектности.
Тогда в Кремле еще
были представители старой русской интеллигенции: Каменев, Луначарский, Бухарин, Рязанов, и их отношение к представителям интеллигенции, к
писателям и ученым, не примкнувшим к коммунизму,
было иное, чем
у чекистов,
у них
было чувство стыдливости и неловкости в отношении к утесняемой интеллектуальной России.