Неточные совпадения
Смотреть
на него
было так же приятно, как слушать его благожелательную речь, обильную мягкими словами, тускловатый блеск которых имел что-то общее с блеском старого
серебра в шкафе.
— Критика — законна. Только —
серебро и медь надобно чистить осторожно, а у нас металлы чистят тертым кирпичом, и это
есть грубое невежество, от которого вещи страдают. Европа весьма величественно распухла и многими домыслами своими, конечно, может гордиться. Но вот, например, европейская обувь, ботинки разные, ведь они не столь удобны, как наш русский сапог, а мы тоже начали остроносые сапоги тачать, от чего нам нет никакого выигрыша, только мозоли
на пальцах. Примерчик этот возьмите иносказательно.
В окно смотрели три звезды, вкрапленные в голубоватое
серебро лунного неба.
Петь кончили, и точно от этого стало холодней. Самгин подошел к нарам, бесшумно лег, окутался с головой одеялом, чтоб не видеть сквозь веки фосфорически светящегося лунного сумрака в камере, и почувствовал, что его давит новый страшок, не похожий
на тот, который он испытал
на Невском; тогда пугала смерть, теперь — жизнь.
За магазином, в небольшой комнатке горели две лампы, наполняя ее розоватым сумраком; толстый ковер лежал
на полу, стены тоже
были завешаны коврами, высоко
на стене — портрет в черной раме, украшенный серебряными листьями; в углу помещался широкий, изогнутый полукругом диван, пред ним
на столе кипел самовар красной меди, мягко блестело стекло, фарфор. Казалось, что магазин, грубо сверкающий
серебром и золотом, — далеко отсюда.
Открыл форточку в окне и, шагая по комнате, с папиросой в зубах, заметил
на подзеркальнике золотые часы Варвары, взял их, взвесил
на ладони. Эти часы подарил ей он. Когда
будут прибирать комнату, их могут украсть. Он положил часы в карман своих брюк. Затем, взглянув
на отраженное в зеркале озабоченное лицо свое, открыл сумку. В ней оказалась пудреница, перчатки, записная книжка, флакон английской соли, карандаш от мигрени, золотой браслет, семьдесят три рубля бумажками, целая горсть
серебра.
Москва
была богато убрана снегом, толстые пуховики его лежали
на крышах, фонари покрыты белыми чепчиками, всюду блестело холодное
серебро, морозная пыль над городом тоже напоминала спокойный блеск оксидированного
серебра. Под ногами людей хрящевато поскрипывал снег, шуршали и тихонько взвизгивали железные полозья саней.
Стол для ужина занимал всю длину столовой, продолжался в гостиной, и, кроме того, у стен стояло еще несколько столиков, каждый накрыт для четверых. Холодный огонь электрических лампочек
был предусмотрительно смягчен розетками из бумаги красного и оранжевого цвета, от этого теплее блестело стекло и
серебро на столе, а лица людей казались мягче, моложе. Прислуживали два старика лакея во фраках и горбоносая, похожая
на цыганку горничная. Елена Прозорова, стоя
на стуле, весело командовала...
Фамусов хочет быть «тузом» — «
есть на серебре и на золоте, ездить цугом, весь в орденах, быть богатым и видеть детей богатыми, в чинах, в орденах и с ключом» — и так без конца, и все это только за то, что он подписывает бумаги, не читая и боясь одного, «чтоб множество не накопилось их».
Неточные совпадения
Выступили вперед два свидетеля: отставной солдат Карапузов да слепенькая нищенка Маремьянушка."И
было тем свидетелям дано за ложное показание по пятаку
серебром", — говорит летописец, который в этом случае явно становится
на сторону угнетенного Линкина.
Прыщ смотрел
на это благополучие и радовался. Да и нельзя
было не радоваться ему, потому что всеобщее изобилие отразилось и
на нем. Амбары его ломились от приношений, делаемых в натуре; сундуки не вмещали
серебра и золота, а ассигнации просто валялись по полу.
Золотое сияние
на красном фоне иконостаса, и золоченая резьба икон, и
серебро паникадил и подсвечников, и плиты пола, и коврики, и хоругви вверху у клиросов, и ступеньки амвона, и старые почерневшие книги, и подрясники, и стихари — всё
было залито светом.
Татьяна любопытным взором //
На воск потопленный глядит: // Он чудно вылитым узором // Ей что-то чудное гласит; // Из блюда, полного водою, // Выходят кольца чередою; // И вынулось колечко ей // Под песенку старинных дней: // «Там мужички-то всё богаты, // Гребут лопатой
серебро; // Кому
поем, тому добро // И слава!» Но сулит утраты // Сей песни жалостный
напев; // Милей кошурка сердцу дев.
Ибо далеко разносится могучее слово,
будучи подобно гудящей колокольной меди, в которую много повергнул мастер дорогого чистого
серебра, чтобы далече по городам, лачугам, палатам и весям разносился красный звон, сзывая равно всех
на святую молитву.