Неточные совпадения
— Этому вопросу нет места, Иван. Это — неизбежное столкновение двух привычек мыслить о мире. Привычки эти издревле с нами и совершенно непримиримы, они всегда
будут разделять людей на идеалистов и материалистов. Кто прав? Материализм — проще, практичнее и оптимистичней, идеализм — красив, но бесплоден. Он — аристократичен, требовательней к человеку. Во всех
системах мышления о мире скрыты, более или менее искусно, элементы пессимизма;
в идеализме их больше, чем
в системе, противостоящей ему.
Самгин утверждался
в своем взгляде: человек
есть система фраз; иногда он замечал, что этот взгляд освещает не всего человека, но ведь «нет правила без исключений».
«Да, это мои мысли», — подумал Самгин. Он тоже чувствовал, что обогащается; дни и ночи награждали его невиданным, неизведанным, многое удивляло, и все вместе требовало порядка, все нужно
было прибрать и уложить
в «
систему фраз», так, чтоб оно не беспокоило. Казалось, что Варвара удачно помогает ему
в этом.
Но вообще он
был доволен своим местом среди людей, уже привык вращаться
в определенной атмосфере, вжился
в нее, хорошо, — как ему казалось, — понимал все «
системы фраз» и
был уверен, что уже не встретит
в жизни своей еще одного Бориса Варавку, который заставит его играть унизительные роли.
Крайне трудно
было уложить все испытанное сегодня
в ту или иную
систему фраз.
Евреи
были антипатичны Самгину, но, зная, что эта антипатия — постыдна, он, как многие, скрывал ее
в системе фраз, названной филосемитизмом.
Он все более определенно чувствовал
в жизни Марины нечто таинственное или, по меньшей мере, странное. Странное отмечалось не только
в противоречии ее политических и религиозных мнений с ее деловой жизнью, — это противоречие не смущало Самгина, утверждая его скептическое отношение к «
системам фраз». Но и
в делах ее
были какие-то темные места.
Еще недавно ему нравилось вслушиваться
в растрепанный говор людей, он
был уверен, что болтливые пассажиры поездов, гости ресторанов, обогащая его знанием подлинной житейской правды, насыщают плотью суховатые
системы книжных фраз.
В пронзительном голосе Ивана Самгин ясно слышал нечто озлобленное, мстительное. Непонятно
было, на кого направлено озлобление, и оно тревожило Клима Самгина. Но все же его тянуло к Дронову. Там,
в непрерывном вихре разнообразных
систем фраз, слухов, анекдотов, он хотел занять свое место организатора мысли, оракула и провидца. Ему казалось, что
в молодости он очень хорошо играл эту роль, и он всегда верил, что создан именно для такой игры. Он думал...
Газеты большевиков раздражали его еще более сильно, раздражали и враждебно тревожили.
В этих газетах он чувствовал явное намерение поссорить его с самим собою, ‹убедить его
в безвыходности положения страны,› неправильности всех его оценок, всех навыков мысли. Они действовали иронией, насмешкой, возмущали грубостью языка, прямолинейностью мысли. Их материал освещался социальной философией, и это
была «
система фраз», которую он не
в силах
был оспорить.
Для Самгина это
была встреча не из тех, которые радуют, да и вообще он не знал таких встреч, которые радовали бы. Однако
в этот час он определенно почувствовал, что, когда встречи с людями будили
в нем что-то похожее на зависть, на обиду пред легкостью, с которой люди изменяли свои позиции, свои
системы фраз, — это
было его ошибкой.
«Что может внести
в жизнь вот такой хитренький, полуграмотный человечишка? Он — авторитет артели, он тоже своего рода «объясняющий господин». Строит дома для других, — интересно:
есть ли у него свой дом? Вообще — «объясняющие господа» существуют для других
в качестве «учителей жизни». Разумеется, это не всегда паразитизм, но всегда — насилие, ради какого-нибудь Христа, ради
системы фраз».
Неточные совпадения
Словом,
в хозяйство введена
была, кажется,
система Тришкина кафтана: отрезывались обшлага и фалды на заплату локтей.
Он отражал бурю противодействием
системы сложных усилий, убивая панику короткими приказаниями; плавал и останавливался, где хотел; распоряжался отплытием и нагрузкой, ремонтом и отдыхом; большую и разумнейшую власть
в живом деле, полном непрерывного движения, трудно
было представить.
Он
было попробовал ему излагать
систему Фурье и теорию Дарвина, но Петр Петрович, особенно
в последнее время, начал слушать как-то уж слишком саркастически, а
в самое последнее время — так даже стал браниться.
— Удивительное дело, — продолжал Базаров, — эти старенькие романтики! Разовьют
в себе нервную
систему до раздражения… ну, равновесие и нарушено. Однако прощай!
В моей комнате английский рукомойник, а дверь не запирается. Все-таки это поощрять надо — английские рукомойники, то
есть прогресс!
Вся эта обломовская
система воспитания встретила сильную оппозицию
в системе Штольца. Борьба
была с обеих сторон упорная. Штольц прямо, открыто и настойчиво поражал соперников, а они уклонялись от ударов вышесказанными и другими хитростями.