Неточные совпадения
— Павля все знает,
даже больше, чем папа. Бывает,
если папа уехал в Москву, Павля с мамой поют тихонькие песни и плачут обе две, и Павля целует мамины руки. Мама очень много плачет, когда выпьет мадеры, больная потому что и злая тоже. Она говорит: «Бог сделал меня злой». И ей не нравится, что папа знаком с другими дамами и с твоей мамой; она не любит никаких дам, только Павлю, которая ведь не дама, а солдатова жена.
— Революционер — тоже полезен,
если он не дурак.
Даже —
если глуп, и тогда полезен, по причине уродливых условий русской жизни. Мы вот все больше производим товаров, а покупателя — нет, хотя он потенциально существует в количестве ста миллионов. По спичке в день — сто миллионов спичек, по гвоздю — сто миллионов гвоздей.
—
Если б ты видел, какой это ужас, когда миллионы селедок идут сплошною, слепою массой метать икру! Это до того глупо, что
даже страшно.
Клим Самгин думал, что было бы хорошо,
если б кто-то очень внушительный,
даже — страшный крикнул на этих людей...
Редко слышал он возгласы восторга, а
если они раздавались, то чаще всего из уст женщин пред витринами текстильщиков и посудников, парфюмеров, ювелиров и меховщиков. Впрочем, можно было думать, что большинство людей немело от обилия впечатлений. Но иногда Климу казалось, что только похвалы женщин звучат искренней радостью, а в суждениях мужчин неудачно скрыта зависть. Он
даже подумал, что, быть может, Макаров прав: женщина лучше мужчины понимает, что все в мире — для нее.
— Прошу не шутить, — посоветовал жандарм, дергая ногою, — репеек его шпоры задел за ковер под креслом, Климу захотелось сказать об этом офицеру, но он промолчал, опасаясь, что Иноков поймет вежливость как угодливость. Клим подумал, что,
если б Инокова не было, он вел бы себя как-то иначе. Иноков вообще стеснял,
даже возникало опасение, что грубоватые его шуточки могут как-то осложнить происходящее.
«Не обижайся. Хотя — все равно и
даже лучше,
если обидишься».
Самгин почувствовал в ней мягкое, но неодолимое упрямство и стал относиться к Любаше осторожнее, подозревая, что она — хитрая, «себе на уме», хотя и казалась очень откровенной,
даже болтливой. И,
если о себе самой она говорит усмешливо, а порою
даже иронически, — это для того, чтоб труднее понять ее.
Даже несокрушимая Анфимьевна хвастается тем, что она никогда не хворала, но
если у нее болят зубы, то уж так, что всякий другой человек на ее месте от такой боли разбил бы себе голову об стену, а она — терпит.
Но он видел, что слова его не поняты и спросила Варвара из вежливости. Тогда он подумал, что,
если Лидия была почти бесстыдно болтлива,
если она относилась к любви испытующе, Варвара — слишком сдержанна и осторожна,
даже, пожалуй, туповата.
Это очень развеселило Самгиных, и вот с этого дня Иван Петрович стал для них домашним человеком, прижился, точно кот. Он обладал редкой способностью не мешать людям и хорошо чувствовал минуту, когда его присутствие становилось лишним.
Если к Самгиным приходили гости, Митрофанов немедленно исчезал,
даже Любаша изгоняла его.
Размышляя об этом, Самгин на минуту почувствовал себя способным встать и крикнуть какие-то грозные слова,
даже представил, как повернутся к нему десятки изумленных, испуганных лиц. Но он тотчас сообразил, что,
если б голос его обладал исключительной силой, он утонул бы в диком реве этих людей, в оглушительном плеске их рук.
— Иногда мне кажется, что,
если б она была малограмотна и не занималась общественной деятельностью, она, от доброго сердца, могла бы сделаться распутной,
даже проституткой и, наверное, сочиняла бы трогательные песенки, вроде...
«Опыт этого химика поставлен дерзко, но обречен на неудачу, потому что закон химического сродства
даже и полиция не может обойти.
Если же совершится чудо и жандармерия, инфантерия, кавалерия встанут на сторону эксплуатируемых против эксплуататоров, то — чего же лучше? Но чудес не бывает ни туда, ни сюда, ошибки же возможны во все стороны».
— Не беспокойтесь, — подтвердил Иван Петрович. — Ни к чему другому не имею касательства. Да
если бы
даже имел, и тогда — ваш слуга! Потому что вы и супруга ваша для меня — первые люди, которые…
— Замечательно — как вы не догадались обо мне тогда, во время студенческой драки? Ведь
если б я был простой человек, разве мне дали бы сопровождать вас в полицию? Это — раз. Опять же и то: живет человек на глазах ваших два года, нигде не служит, все будто бы места ищет, а — на что живет, на какие средства? И ночей дома не ночует. Простодушные люди вы с супругой.
Даже боязно за вас, честное слово! Анфимьевна — та, наверное, вором считает меня…
— Эх, Варвара Кирилловна, что уж скрывать! Я ведь понимаю: пришло время перемещения сил, и на должность дураков метят умные. И — пора! И
даже справедливо. А уж
если желаем справедливости, то, конечно, жалеть нечего. Я ведь только против убийств, воровства и вообще беспорядков.
Варвара по вечерам редко бывала дома, но
если не уходила она — приходили к ней. Самгин не чувствовал себя дома
даже в своей рабочей комнате, куда долетали голоса людей, читавших стихи и прозу. Настоящим, теплым, своим домом он признал комнату Никоновой. Там тоже были некоторые неудобства; смущал очкастый домохозяин, он, точно поджидая Самгина, торчал на дворе и, встретив его ненавидящим взглядом красных глаз из-под очков, бормотал...
— Но,
если хочешь, я представляю, почему он… имел бы основание быть равнодушным, — продолжал Самгин с неожиданной запальчивостью, — она
даже несколько смутила его.
Если будет хуже — я
Подтяну вас туже,
Применю оружие
Даже против мужа,
Даже против Трешера,
Мужа Эвелины...
Самгину хотелось поговорить с Калитиным и вообще ближе познакомиться с этими людьми, узнать — в какой мере они понимают то, что делают. Он чувствовал, что студенты почему-то относятся к нему недоброжелательно,
даже, кажется, иронически, а все остальные люди той части отряда, которая пользовалась кухней и заботами Анфимьевны, как будто не замечают его. Теперь Клим понял, что,
если б его не смущало отношение студентов, он давно бы стоял ближе к рабочим.
— Да, конечно, я — скажу! — обещал Самгин очень бодрым тоном, который
даже удивил его. — Да, да, против пушек, —
если это верно…
— Вот! От этого. Я понимаю, когда ненавидят полицию, попов, ну — чиновников, а он — всех!
Даже Мотю, горничную, ненавидел; я жила с ней, как с подругой, а он говорил: «Прислуга — стесняет, ее надобно заменить машинами». А по-моему, стесняет только то, чего не понимаешь, а
если поймешь, так не стесняет.
— Устала я и говорю, может быть, грубо, нескладно, но я говорю с хорошим чувством к тебе. Тебя — не первого такого вижу я, много таких людей встречала. Супруг мой очень преклонялся пред людями, которые стремятся преобразить жизнь, я тоже неравнодушна к ним. Я — баба, — помнишь, я сказала: богородица всех религий? Мне верующие приятны,
даже если у них религия без бога.
— Но все-таки суда я не хочу, вы помогите мне уладить все это без шума. Я вот послал вашего Мишку разнюхать — как там? И
если… не очень, — завтра сам пойду к Блинову, черт с ним! А вы — тетку утихомирьте, расскажите ей что-нибудь… эдакое, — бесцеремонно и напористо сказал он, подходя к Самгину, и
даже легонько дотронулся до его плеча тяжелой, красной ладонью. Это несколько покоробило Клима, — усмехаясь, он сказал...
—
Даже с друзьями — ссорятся,
если живут близко к ним. Германия — не друг вам, а очень завистливый сосед, и вы будете драться с ней. К нам, англичанам, у вас неправильное отношение. Вы могли бы хорошо жить с нами в Персии, Турции.
— В общем она — выдуманная фигура, — вдруг сказал Попов, поглаживая, лаская трубку длинными пальцами. — Как большинство интеллигентов. Не умеем думать по исторически данной прямой и все налево скользим. А
если направо повернем, так уж до сочинения книг о религиозном значении социализма и
даже вплоть до соединения с церковью… Я считаю, что прав Плеханов: социал-демократы могут — до определенного пункта — ехать в одном вагоне с либералами. Ленин прокламирует пугачевщину.
А он вот хочет деревню отрубами раскрошить, полагая, что создаст на русских-то полях американских фермеров, а создать он может токмо миллионы нищих бунтарей, на производство фермеров у него как раз сельскохозяйственного инвентаря не хватит,
даже если он половинку России французским банкирам заложил бы.
«Он не сомневается в своем праве учить, а я не хочу слышать поучений». Самгиным овладевала все более неприятная тревога: он понимал, что,
если разгорится спор, Кутузов легко разоблачит, обнажит его равнодушие к социально-политическим вопросам. Он впервые назвал свое отношение к вопросам этого порядка — равнодушным и
даже сам не поверил себе: так ли это?
«
Если ее оставить
даже на сутки — она обворует», — соображал он.
— Возвращаясь к Толстому — добавлю: он учил думать,
если можно назвать учением его мысли вслух о себе самом. Но он никогда не учил жить, не учил этому
даже и в так называемых произведениях художественных, в словесной игре, именуемой искусством… Высшее искусство — это искусство жить в благолепии единства плоти и духа. Не отрывай чувства от ума, иначе жизнь твоя превратится в цепь неосмысленных случайностей и — погибнешь!
— Это — для гимназиста, милый мой. Он берет время как мерило оплаты труда — так? Но вот я третий год собираю материалы о музыкантах XVIII века, а столяр, при помощи машины, сделал за эти годы шестнадцать тысяч стульев. Столяр — богат,
даже если ему пришлось по гривеннику со стула, а — я? А я — нищеброд, рецензийки для газет пишу. Надо за границу ехать — денег нет.
Даже книг купить — не могу… Так-то, милый мой…
— Ничего неприличного я не сказал и не собираюсь, — грубовато заявил оратор. — А
если говорю смело, так, знаете, это так и надобно, теперь
даже кадеты пробуют смело говорить, — добавил он, взмахнув левой рукой, большой палец правой он сунул за ремень, а остальные четыре пальца быстро шевелились, сжимаясь в кулак и разжимаясь, шевелились и маленькие медные усы на пестром лице.