Вошел в дом, тотчас же снова явился в разлетайке, в шляпе и, молча пожав руку Самгина, исчез в сером сумраке, а Клим задумчиво прошел к себе, хотел раздеться, лечь, но развороченная жандармом постель внушала отвращение. Тогда он стал укладывать бумаги в ящики стола,
доказывая себе, что обыск не будет иметь никаких последствий. Но логика не могла рассеять чувства угнетения и темной подспудной тревоги.
Неточные совпадения
Клим ощущал в
себе игру веселенького снисхождения ко всем, щекочущее желание похлопать по плечу Кутузова, который с одинаковым упрямством
доказывал необходимость изучения Маркса и гениальность Мусоргского; наваливаясь на немого, тихого Спивака, всегда сидевшего у рояля, он говорил...
— Томилину — верю. Этот ничего от меня не требует, никуда не толкает. Устроил у
себя на чердаке какое-то всесветное судилище и — доволен. Шевыряется в книгах, идеях и очень просто
доказывает, что все на свете шито белыми нитками. Он, брат, одному учит — неверию. Тут уж — бескорыстно, а?
— В бога, требующего теодицеи, — не могу верить. Предпочитаю веровать в природу, коя оправдания
себе не требует, как доказано господином Дарвином. А господин Лейбниц, который пытался
доказать, что-де бытие зла совершенно совместимо с бытием божиим и что, дескать, совместимость эта тоже совершенно и неопровержимо доказуется книгой Иова, — господин Лейбниц — не более как чудачок немецкий. И прав не он, а Гейнрих Гейне, наименовав книгу Иова «Песнь песней скептицизма».
Гибкая, сильная, она
доказывала это с неутомимостью и усердием фокусника, который еще увлечен своим искусством и ценит его само по
себе, а не только как средство к жизни.
Паскаля читал по-французски, Янсена и, отрицая свободу воли,
доказывал, что все деяния человека для
себя — насквозь греховны и что свобода ограничена только выбором греха: воевать, торговать, детей делать…
—
Докажите… Дайте мне понять, какую идею-силу воплощал он в
себе, какие изменения в жизни вызвала эта идея? Вы с учением Гюйо знакомы, да?
— Можете
себе представить: подходит к вам эдакий страшный и предлагает: не желаете ли, бытие божие
докажу? И за полбутылки водки утверждал и отвергал,
доказывал. Очень забавно. Его будто бы даже били, отправляли в полицию… Но, вот видите, оказалось, что он… что-то значит! Философ, да?
Лысый Григорий Иванович, показывая
себя знатоком хлеба и воды, ворчал, что хлеб — кисел, а вода — солона, на противоположном конце стола буянил рыжий Семен, крикливо
доказывая соседу, широкоплечему мужику с бельмом на правом глазе...
Надо признаться, что ему везло-таки счастье, так что он, уж и не говоря об интересной болезни своей, от которой лечился в Швейцарии (ну можно ли лечиться от идиотизма, представьте себе это?!!), мог бы
доказать собою верность русской пословицы: «Известному разряду людей — счастье!» Рассудите сами: оставшись еще грудным ребенком по смерти отца, говорят, поручика, умершего под судом за внезапное исчезновение в картишках всей ротной суммы, а может быть, и за пересыпанную с излишком дачу розог подчиненному (старое-то время помните, господа!), наш барон взят был из милости на воспитание одним из очень богатых русских помещиков.
Строго обдуманной теории у него нет; он никогда не пробовал
доказать себе необходимость и пользу обуздания; он не знает, откуда оно пришло и как сложилось; для него это просто modus vivendi, [образ жизни (лат.)] который он всосал себе вместе с молоком матери.
Он хорошо чувствовал ничтожество этих беспокойно прыгающих людей, ясно понимал, что их хлещет изнутри тёмный страх, это страх толкает их из стороны в сторону, с ним они борются, опьяняя себя громкими криками, желая
доказать себе, что ничего не боятся.
Неточные совпадения
Стародум. Оставя его, поехал я немедленно, куда звала меня должность. Многие случаи имел я отличать
себя. Раны мои
доказывают, что я их и не пропускал. Доброе мнение обо мне начальников и войска было лестною наградою службы моей, как вдруг получил я известие, что граф, прежний мой знакомец, о котором я гнушался вспоминать, произведен чином, а обойден я, я, лежавший тогда от ран в тяжкой болезни. Такое неправосудие растерзало мое сердце, и я тотчас взял отставку.
Конечно, это мнение не весьма умное, но как
доказать это людям, которые настолько в
себе уверены, что никаких доказательств не слушают и не принимают?
Прежде нежели начать
доказывать, надобно еще заставить
себя выслушать, а как это сделать, когда жалобщик самого
себя не умеет достаточно убедить, что его не следует истреблять?
Однако Аленка и на этот раз не унялась, или, как выражается летописец, «от бригадировых шелепов [Ше́леп — плеть, палка.] пользы для
себя не вкусила». Напротив того, она как будто пуще остервенилась, что и
доказала через неделю, когда бригадир опять пришел в кабак и опять поманил Аленку.
Когда графиня Нордстон позволила
себе намекнуть о том, что она желала чего-то лучшего, то Кити так разгорячилась и так убедительно
доказала, что лучше Левина ничего не может быть на свете, что графиня Нордстон должна была признать это и в присутствии Кити без улыбки восхищения уже не встречала Левина.