Неточные совпадения
Каждое утро, в
девять часов, Клим и Дронов поднимались в мезонин к Томилину и до полудня сидели в маленькой комнате, похожей на чулан, куда в беспорядке брошены три стула, стол, железный умывальник, скрипучая деревянная койка и множество книг.
—
Девять лет. Я был женат семнадцать месяцев. Да.
— Физиология учит, что только
девять из наших органов находятся в состоянии прогрессивного развития и что у нас есть органы отмирающие, рудиментарные, — понимаешь?
— Замечательный человек. Живет — не морщится. На днях тут хоронили кого-то, и один из провожатых забавно сказал: «Тридцать
девять лет жил — морщился, больше не стерпел — помер». Томилин — много стерпит.
— Петербург удивительно освежает. Я ведь жила в нем с
девяти до семнадцати лет, и так много хорошего вспомнилось.
— Странный, не правда ли? — воскликнула Лидия, снова оживляясь. Оказалось, что Диомидов — сирота, подкидыш; до
девяти лет он воспитывался старой девой, сестрой учителя истории, потом она умерла, учитель спился и тоже через два года помер, а Диомидова взял в ученики себе резчик по дереву, работавший иконостасы. Проработав у него пять лет, Диомидов перешел к его брату, бутафору, холостяку и пьянице, с ним и живет.
— Семнадцать девиц и
девять мальчиков, а нам необходимы тридцать учеников…
В кошомной юрте сидели на корточках
девять человек киргиз чугунного цвета; семеро из них с великой силой дули в длинные трубы из какого-то глухого к музыке дерева; юноша, с невероятно широким переносьем и черными глазами где-то около ушей, дремотно бил в бубен, а игрушечно маленький старичок с лицом, обросшим зеленоватым мохом, ребячливо колотил руками по котлу, обтянутому кожей осла.
В
девять часов утра она уходила в школу, являлась домой к трем; от пяти до семи гуляла с ребенком и книгой в саду, в семь снова уходила заниматься с любителями хорового пения; возвращалась поздно.
Затем он сказал, что за
девять лет работы в газетах цензура уничтожила у него одиннадцать томов, считая по двадцать печатных листов в томе и по сорок тысяч знаков в листе. Самгин слышал, что Робинзон говорит это не с горечью, а с гордостью.
От скуки Самгин сосчитал публику: мужчин оказалось двадцать три, женщин —
девять. Толстая, большеглазая, в дорогой шубе и в шляпке, отделанной стеклярусом, была похожа на актрису в роли одной из бесчисленных купчих Островского. Затем, сосчитав, что троих судят более двадцати человек, Самгин подумал, что это очень дорогая процедура.
— Их там
девять человек; один непонятные стихи сочиняет, вихрастый, на беса похож и вроде полуумного…
Самгин возвратился в столовую, прилег на диван, прислушался: дождь перестал, ветер тихо гладил стекла окна, шумел город, часы пробили восемь. Час до
девяти был необычно растянут, чудовищно вместителен, в пустоту его уложились воспоминания о всем, что пережил Самгин, и все это еще раз напомнило ему, что он — человек своеобразный, исключительный и потому обречен на одиночество. Но эта самооценка, которой он гордился, сегодня была только воспоминанием и даже как будто ненужным сегодня.
Семья Трифонова была на даче; заговорив Самгиных до отупения, он угостил их превосходным ужином на пароходе, напоил шампанским, развеселился еще более и предложил отвезти их к морскому пароходу на «
Девять фут» в своем катере.
— Это и есть «
Девять фут».
— Говорят —
девять тысяч положено? — спросил он, и, так как Самгин не ответил, он вздохнул: — Вот до чего… дошло!
Девять тысяч…
— Второй переулок направо, дом
девять, квартира Зосимова, — скорее! Я Володьку выручу…
— Одиннадцать лет жила с ним. Венчаны. Тридцать семь не живу. Встретимся где-нибудь — чужой. Перед последней встречей
девять лет не видала. Думала — умер. А он на Сухаревке, жуликов пирогами кормит. Эдакий-то… мастер, э-эх!
— Вы, штатский, думаете, что это просто: выпорол человек… семнадцать или
девять, четыре — все равно! — и кончено — лег спать, и спи до следующей командировки, да?
— Одному кузнецу перебили позвонки, так что у него ноги отнялись, четверых застрелили,
девять ранено.
— Монах я, в монастыре жил.
Девять лет. Оттуда меня и взял супруг Марины Петровны…
Он сел, открыл на коленях у себя небольшой ручной чемодан, очень изящный, с уголками оксидированного серебра. В нем — несессер, в сумке верхней его крышки — дорогой портфель, в портфеле какие-то бумаги, а в одном из его отделений
девять сторублевок, он сунул сторублевки во внутренний карман пиджака, а на их место положил 73 рубля. Все это он делал машинально, не оценивая: нужно или не нужно делать так? Делал и думал...
Потом его арестовали, сидел в тюрьме
девять месяцев, выслали в Архангельск.
Девять месяцев сидел, да сослали, ну — мать отхлопотала.
— Однако — создано 579
девять тысяч новых земельных собственников, и, конечно, это лучшие из хозяев.
Обратились и — нашли, что Говорков — прав, а Хотяинцев утешительно сообщил, что для суждения о спокойствии страны существуют более солидные факты: ассигновка на содержание тюрем увеличена до двадцати
девяти миллионов, кредиты на секретные расходы правительства тоже увеличены.
— Мне — пора. Надо немного подготовиться, в
девять читаю в одном доме о судьбе, как ее понимает народ, и о предопределении, как о нем учит церковь.
— Двадцать
девять лет. Шесть просидел в тюрьме. С семнадцати лет начал. Шпионишка послали провожать, вон — ползет!
— Вот — сорок две тысячи в банке имею. Семнадцать выиграл в карты,
девять — спекульнул кожей на ремни в армию, четырнадцать накопил по мелочам. Шемякин обещал двадцать пять. Мало, но все-таки… Семидубов дает. Газета — будет. Душу продам дьяволу, а газета будет. Ерухимович — фельетонист. Он всех Дорошевичей в гроб уложит. Человек густого яда. Газета — будет, Самгин. А вот Тоська… эх, черт… Пойдем, поужинаем где-нибудь, а?
Неточные совпадения
И немец в яму бухнулся, // Кричит: «Веревку! лестницу!» // Мы
девятью лопатами // Ответили ему.
Конечно, с первого взгляда может показаться странным, что Бородавкин
девять дней сряду кружит по выгону; но не должно забывать, во-первых, что ему незачем было торопиться, так как можно было заранее предсказать, что предприятие его во всяком случае окончится успехом, и, во-вторых, что всякий администратор охотно прибегает к эволюциям, дабы поразить воображение обывателей.
Голос обязан иметь градоначальник ясный и далеко слышный; он должен помнить, что градоначальнические легкие созданы для отдания приказаний. Я знал одного градоначальника, который, приготовляясь к сей должности, нарочно поселился на берегу моря и там во всю мочь кричал. Впоследствии этот градоначальник усмирил одиннадцать больших бунтов, двадцать
девять средних возмущений и более полусотни малых недоразумений. И все сие с помощью одного своего далеко слышного голоса.
И старый князь, и Львов, так полюбившийся ему, и Сергей Иваныч, и все женщины верили, и жена его верила так, как он верил в первом детстве, и девяносто
девять сотых русского народа, весь тот народ, жизнь которого внушала ему наибольшее уважение, верили.
Подъезжая к крыльцу Карениных, он взглянул на часы и увидал, что было без десяти минут
девять.