Неточные совпадения
— Отечество. Народ. Культура, слава, — слышал Клим. — Завоевания науки.
Армия работников, создающих
в борьбе с природой все более легкие условия жизни. Торжество гуманизма.
Сильно постаревший адвокат Гусев отрастил живот и, напирая им на хрупкую фигурку Спивака, вяло возмущался распространением
в армии балалаек.
Похвастался отлично переплетенной
в зеленый сафьян, тисненный золотом, книжкой Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге» с автографом Дениса Давыдова и чьей-то подписью угловатым почерком, начало подписи было густо зачеркнуто, остались только слова: «…за сие и был достойно наказан удалением
в армию тысяча восемьсот четвертого году».
— Вождей будущих гонят
в рядовые солдаты, — вы понимаете, что это значит? Это значит, что они революционизируют
армию. Это значит, что правительство ведет страну к анархии. Вы — этого хотите?
— Я с этой, так сказать,
армией два часа шел,
в самой гуще, я слышал, как они говорят. Вы думаете, действительно к царю шли, мириться?
— Я телеграфировала
в армию Лидии, но она, должно быть, не получила телеграмму. Как торопятся, — сказала она, показав лорнетом на улицу, где дворники сметали ветки можжевельника и елей
в зеленые кучи. — Торопятся забыть, что был Тимофей Варавка, — вздохнула она. — Но это хороший обычай посыпать улицы можжевельником, — уничтожает пыль. Это надо бы делать и во время крестных ходов.
— «
Армия спасения». Знаете: генерал Бутс и старые девы поют псалмы, призывая каяться
в грехах… Я говорю — не так? — снова обратился он к Марине; она ответила оживленно и добродушно...
— Нет, вы обратите внимание, — ревел Хотяинцев, взмахивая руками, точно утопающий. —
В армии у нас командуют остзейские бароны Ренненкампфы, Штакельберги, и везде сколько угодно этих бергов, кампфов.
В средней школе — чехи. Донской уголь — французы завоевали. Теперь вот бессарабец-царанин пошел на нас: Кассо, Пуришкевич, Крушеван, Крупенский и — черт их сосчитает! А мы, русские, — чего делаем? Лапти плетем, а?
— Вот — сорок две тысячи
в банке имею. Семнадцать выиграл
в карты, девять — спекульнул кожей на ремни
в армию, четырнадцать накопил по мелочам. Шемякин обещал двадцать пять. Мало, но все-таки… Семидубов дает. Газета — будет. Душу продам дьяволу, а газета будет. Ерухимович — фельетонист. Он всех Дорошевичей
в гроб уложит. Человек густого яда. Газета — будет, Самгин. А вот Тоська… эх, черт… Пойдем, поужинаем где-нибудь, а?
— Заметив, как легко мы преклоняем колена, — этой нашей склонностью воспользовалась Япония, а вслед за нею — немцы, заставив нас заключить с ними торговый договор, выгодный только для них. Срок действия этого договора истекает
в 14 году. Правительство увеличивает
армию, усиливает флот, поощряет промышленность, работающую на войну. Это — предусмотрительно. Балканские войны никогда еще не обходились без нашего участия…
‹Ему предложили вступить
в Союз городов, он — согласился, видя этот союз как пестрое объединение представителей различных партий и беспартийных, но когда› поползли мрачные слухи о разгроме
в Восточной Пруссии
армии Самсонова, он упрекнул себя
в торопливости решения.
— Ус-спокойся, папаша! — кричал молодой, звонкий голос. — Воз-звратим пруссаков
в первобытное состояние. За нашу
армию — ур-ра!
— Как вы смеете сомневаться
в силе императорской
армии?
— И надобно помнить, что у нас,
в армии, вероятно, не один десяток тысяч евреев. Если неосторожные, бестактные слухи проникнут
в печать, они могут вызвать
в армии очень вредный резонанс.
— По пьяному делу. Воюем, а? — спросил он, взмахнув стриженой, ежовой головой. — Кошмар!
В 12-м году Ванновский говорил, что
армия находится
в положении бедственном: обмундирование плохое, и его недостаточно, ружья устарели, пушек — мало, пулеметов — нет, кормят солдат подрядчики, и — скверно, денег на улучшение продовольствия — не имеется, кредиты — запаздывают, полки —
в долгах. И при всем этом — втюрились
в драку ради защиты Франции от второго разгрома немцами.
— Да,
армия в наши дни заслуживает…
— Утешительно? Пьем за
армию! Ну, расскажите-ка, что там,
в Петрограде? Что такое — Распутин и вообще все эти сплетни?
— Штыком! Чтоб получить удар штыком, нужно подбежать вплоть ко врагу. Верно? Да, мы, на фронте, не щадим себя, а вы,
в тылу… Вы — больше враги, чем немцы! — крикнул он, ударив дном стакана по столу, и матерно выругался, стоя пред Самгиным, размахивая короткими руками, точно пловец. — Вы, штатские, сделали тыл врагом
армии. Да, вы это сделали. Что я защищаю? Тыл. Но, когда я веду людей
в атаку, я помню, что могу получить пулю
в затылок или штык
в спину. Понимаете?
Вспомнилось, как после разгрома
армии Самсонова на небольшом собрании
в квартире весьма известного литератора Тагильский говорил...
Вспомнил, что грузины и армяне служат
в армии, дослуживаются до генеральства. У нас нет генералов-семитов, а вот
в Англии нередко евреи становятся лордами, даже один из вице-королей Индии был еврей.
— Ну — чего ж вы хотите? С начала войны загнали целую
армию в болото, сдали немцам
в плен. Винтовок не хватает, пушек нет, аэропланов… Солдаты все это знают лучше нас…
Связь с этой женщиной и раньше уже тяготила его, а за время войны Елена стала возбуждать
в нем определенно враждебное чувство, —
в ней проснулась трепетная жадность к деньгам, она участвовала
в каких-то крупных спекуляциях, нервничала, говорила дерзости, капризничала и — что особенно возбуждало Самгина — все более резко обнаруживала презрительное отношение ко всему русскому — к
армии, правительству, интеллигенции, к своей прислуге — и все чаще,
в разных формах, выражала свою тревогу о судьбе Франции...
Если они разрушат Париж — где я буду жить? Ваша
армия должна была немцев утопить
в болоте вместо того, чтоб самой тонуть. Хороши у вас генералы, которые не знают, где сухо, где болото…
— Я ведь —
в форме вопроса, я не утверждаю. Мне кажется, что со врагом организованным, как
армия, бороться удобнее, чем, например, с партизанскими отрядами эсеров.
Все это люди, которые верят
в необходимость социальной революции, проповедуют ее на фабриках, вызывают политические стачки, проповедуют
в армии, мечтают о гражданской войне.
— Наша
армия уже разбита, и мы — накануне революции. Не нужно быть пророком, чтоб утверждать это, — нужно побывать на фабриках,
в рабочих казармах. Не завтра — послезавтра революция вспыхнет. Пользуясь выступлением рабочих, буржуазия уничтожит самодержавие, и вот отсюда начнется нечто новенькое. Если буржуазия, при помощи военщины, генералов, сумеет организоваться — пролетариат будет иметь пред собой врага более опасного, чем царь и окружающие его.