Неточные совпадения
Тогда, испуганный этим, он спрятался под защиту скуки, окутав ею себя, как облаком. Он ходил солидной походкой, заложив руки за спину, как Томилин, имея
вид мальчика, который занят чем-то очень серьезным и далеким от шалостей и буйных игр. Время от времени жизнь помогала ему задумываться искренно:
в середине сентября,
в дождливую ночь, доктор Сомов застрелился на могиле жены своей.
Внезапно явился Макаров,
в отрепанной шинели,
в фуражке, сдвинутой на затылок,
в стоптанных сапогах. Он имел
вид человека, который только что убежал откуда-то, очень устал и теперь ему все равно.
Вообще дядя был как-то пугающе случайным и чужим,
в столовой мебель потеряла при нем свой солидный
вид, поблекли картины, многое, отяжелев, сделалось лишним и стесняющим.
Клим не мог представить его иначе, как у рояля, прикованным к нему, точно каторжник к тачке, которую он не может сдвинуть с места. Ковыряя пальцами двуцветные кости клавиатуры, он извлекал из черного сооружения негромкие ноты, необыкновенные аккорды и, склонив набок голову, глубоко спрятанную
в плечи, скосив глаза, присматривался к звукам. Говорил он мало и только на две темы: с таинственным
видом и тихим восторгом о китайской гамме и жалобно, с огорчением о несовершенстве европейского уха.
На ней серое платье, перехваченное поясом, соломенная шляпа, подвязанная белой вуалью;
в таком
виде английские дамы путешествуют по Египту.
Подумалось также, что люди, знакомые ему, собираются вокруг его с подозрительной быстротой, естественной только на сцене театра или на улице, при
виде какого-нибудь несчастия. Ехать
в город — не хотелось, волновало любопытство: как встретит Лидия Туробоева?
Макаров имел
вид человека только что проснувшегося, рассеянная улыбка подергивала его красиво очерченные губы, он, по обыкновению, непрерывно курил, папироса дымилась
в углу рта, и дым ее заставлял Макарова прищуривать левый глаз.
Лютов,
в измятом костюме, усеянном рыжими иглами хвои, имел
вид человека, только что — очнувшегося после сильного кутежа. Лицо у него пожелтело, белки полуумных глаз налиты кровью; он, ухмыляясь, говорил невесте, тихо и сипло...
И, подтверждая свою любовь к истории, он неплохо рассказывал, как талантливейший Андреев-Бурлак пропил перед спектаклем костюм,
в котором он должен был играть Иудушку Головлева, как пил Шуйский, как Ринна Сыроварова
в пьяном
виде не могла понять, который из трех мужчин ее муж. Половину этого рассказа, как и большинство других, он сообщал шепотом, захлебываясь словами и дрыгая левой ногой. Дрожь этой ноги он ценил довольно высоко...
Однажды Самгин стоял
в Кремле, разглядывая хаотическое нагромождение домов города, празднично освещенных солнцем зимнего полудня. Легкий мороз озорниковато пощипывал уши, колючее сверканье снежинок ослепляло глаза; крыши, заботливо окутанные толстыми слоями серебряного пуха, придавали городу
вид уютный; можно было думать, что под этими крышами
в светлом тепле дружно живут очень милые люди.
Дядя Хрисанф имел
вид сугубо парадный; шлифованная лысина его торжественно сияла, и так же сияли ярко начищенные сапоги с лакированными голенищами. На плоском лице его улыбки восторга сменялись улыбками смущения; глазки тоже казались начищенными, они теплились, точно огоньки двух лампад, зажженных
в емкой душе дяди.
Редакция помещалась на углу тихой Дворянской улицы и пустынного переулка, который, изгибаясь, упирался
в железные ворота богадельни. Двухэтажный дом был переломлен: одна часть его осталась на улице, другая, длиннее на два окна, пряталась
в переулок. Дом был старый, казарменного
вида, без украшений по фасаду, желтая окраска его стен пропылилась, приобрела цвет недубленой кожи, солнце раскрасило стекла окон
в фиолетовые тона, и над полуслепыми окнами этого дома неприятно было видеть золотые слова: «Наш край».
— Тут уж есть эдакое… неприличное, вроде как о предках и родителях бесстыдный разговор
в пьяном
виде с чужими, да-с! А господин Томилин и совсем ужасает меня. Совершенно как дикий черемис, — говорит что-то, а понять невозможно. И на плечах у него как будто не голова, а гнилая и горькая луковица. Робинзон — это, конечно, паяц, — бог с ним! А вот бродил тут молодой человек, Иноков, даже у меня был раза два… невозможно вообразить, на какое дело он способен!
В черном плаще,
в широкой шляпе с загнутыми полями и огромным пепельного цвета пером, с тростью
в руке, она имела
вид победоносный, великолепное лицо ее было гневно нахмурено. Самгин несколько секунд смотрел на нее с почтительным изумлением, сняв фуражку.
В пестрой ситцевой рубахе,
в измятом, выцветшем пиджаке,
в ботинках, очень похожих на башмаки деревенской бабы, он имел
вид небогатого лавочника. Волосы подстрижены
в скобку, по-мужицки; широкое, обветренное лицо с облупившимся носом густо заросло темной бородою,
в глазах светилось нечто хмельное и как бы даже виноватое.
Клим Самгин смял бумажку, чувствуя желание обругать Любашу очень крепкими словами. Поразительно настойчива эта развязная девица
в своем стремлении запутать его
в ее петли, затянуть
в «деятельность». Он стоял у двери, искоса разглядывая бесцеремонного гостя. Человек этот напомнил ему одного из посетителей литератора Катина, да и вообще Долганов имел
вид существа, явившегося откуда-то «из мрака забвения».
В столовой, у стола, сидел другой офицер, небольшого роста, с темным лицом, остроносый, лысоватый,
в седой щетине на черепе и верхней губе, человек очень пехотного
вида; мундир его вздулся на спине горбом, воротник наехал на затылок. Он перелистывал тетрадки и, когда вошел Клим, спросил, взглянув на него плоскими глазами...
К удивлению Самгина все это кончилось для него не так, как он ожидал. Седой жандарм и товарищ прокурора вышли
в столовую с
видом людей, которые поссорились; адъютант сел к столу и начал писать, судейский, остановясь у окна, повернулся спиною ко всему, что происходило
в комнате. Но седой подошел к Любаше и негромко сказал...
— Вы этим — не беспокойтесь, я с юных лет пьян и
в другом
виде не помню, когда жил. А
в этом — половине лучших московских кухонь известен.
— Дьякон, говорите? — спросил Митрофанов. — Что же он — пьяница? Эдакие слова
в пьяном
виде говорят, — объяснил он, выпил водки, попросил: — Довольно, Варвара Кирилловна, не наливайте больше, напьюсь.
Вполголоса напевая, женщина поправляла прическу, делала
вид, будто гримируется, затем, сбросив с плеч мантию, оставалась
в пенном облаке кружев и медленно, с мечтательной улыбкой, раза два, три, проходила пред рампой.
Через несколько дней Самгин убедился, что
в Москве нет людей здравомыслящих, ибо возмущенных убийством министра он не встретил. Студенты расхаживали по улицам с
видом победителей. Только
в кружке Прейса к событию отнеслись тревожно; Змиев, возбужденный до дрожи
в руках, кричал...
Ехали долго, по темным улицам, где ветер был сильнее и мешал говорить, врываясь
в рот. Черные трубы фабрик упирались
в небо, оно имело
вид застывшей тучи грязно-рыжего дыма, а дым этот рождался за дверями и окнами трактиров, наполненных желтым огнем.
В холодной темноте двигались человекоподобные фигуры, покрикивали пьяные, визгливо пела женщина, и чем дальше, тем более мрачными казались улицы.
Все вещи были сдвинуты со своих мест, и
в общем кабинет имел такой
вид, как будто полковник Васильев только вчера занял его или собрался переезжать на другую квартиру.
Ехали
в тумане осторожно и медленно, остановились у одноэтажного дома
в четыре окна с парадной дверью; под новеньким железным навесом,
в медальонах между окнами, вылеплены были гипсовые птицы странного
вида, и весь фасад украшен аляповатой лепкой, гирляндами цветов. Прошли во двор; там к дому примыкал деревянный флигель
в три окна с чердаком;
в глубине двора, заваленного сугробами снега, возвышались снежные деревья сада. Дверь флигеля открыла маленькая старушка
в очках,
в коричневом платье.
Марина ворчливо заметила, что
в Нижнем, на ярмарке, все это предлагается «
в лучшем
виде».
— Ну, ладно, я не спорю, пусть будет и даже
в самом совершенном
виде! — живо откликнулся Бердников и, подмигнув Самгину, продолжал: — Чего при мне не случится, то меня не беспокоит, а до благоденственного времени, обещанного Чеховым, я как раз не дотяну. Нуте-с, выпьемте за прекрасное будущее!
После полудня он сидел у следователя
в комнате с окном во двор и
видом на поленницу березовых дров.
Черное сукно сюртука и белый, высокий, накрахмаленный воротник очень невыгодно для Краснова подчеркивали серый тон кожи его щек, волосы на щеках лежали гладко, бессильно, концами вниз, так же и на верхней губе, на подбородке они соединялись
в небольшой клин, и это придавало лицу странный
вид: как будто все оно стекало вниз.
Освобожденный стол тотчас же заняли молодцеватый студент, похожий на переодетого офицера, и скромного
вида человек с жидкой бородкой, отдаленно похожий на портреты Антона Чехова
в молодости. Студент взял карту кушаний
в руки, закрыл ею румяное лицо, украшенное золотистыми усиками, и сочно заговорил, как бы читая по карте...
— Приглашали. Мой муж декорации писал, у нас актеры стаями бывали, ну и я — постоянно
в театре, за кулисами. Не нравятся мне актеры, все — герои. И
в трезвом
виде, и пьяные. По-моему, даже дети видят себя вернее, чем люди этого ремесла, а уж лучше детей никто не умеет мечтать о себе.
Дронов поставил на его место угрюмого паренька,
в черной суконной косоворотке, скуластого, с оскаленными зубами, и уже внешний
вид его действовал Самгину на нервы.
— Речь передали ей, конечно,
в искаженном
виде, — заметил Самгин.
— Нужно? — Вот вы и решайте, — посоветовал рыжебородый. — Выпейте винца и — решите. Решаться, милый, надо
в пьяном
виде… или — закрыв глаза…
Клим Иванович Самгин чувствовал себя человеком, который знает все, что было сказано мудрыми книжниками всего мира и многократно
в раздробленном
виде повторяется Пыльниковыми, Воиновыми. Он был уверен, что знает и все то, что может быть сказано человеком
в защиту от насилия жизни над ним, знает все, что сказали и способны сказать люди, которые утверждают, что человека может освободить только коренное изменение классовой структуры общества.