Неточные совпадения
Первые годы жизни Клима совпали с годами отчаянной
борьбы за свободу и культуру тех немногих людей, которые мужественно и беззащитно поставили себя «между молотом и наковальней», между правительством бездарного потомка талантливой немецкой принцессы и безграмотным народом, отупевшим
в рабстве крепостного права.
Неисчислимо количество страданий, испытанных борцами за свободу творчества культуры. Но аресты, тюрьмы, ссылки
в Сибирь сотен молодежи все более разжигали и обостряли ее
борьбу против огромного, бездушного механизма власти.
В этой
борьбе пострадала и семья Самгиных: старший брат Ивана Яков, просидев почти два года
в тюрьме, был сослан
в Сибирь, пытался бежать из ссылки и, пойманный, переведен куда-то
в Туркестан; Иван Самгин тоже не избежал ареста и тюрьмы, а затем его исключили из университета; двоюродный брат Веры Петровны и муж Марьи Романовны умер на этапе по пути
в Ялуторовск
в ссылку.
Когда герои были уничтожены, они — как это всегда бывает — оказались виновными
в том, что, возбудив надежды, не могли осуществить их. Люди, которые издали благосклонно следили за неравной
борьбой, были угнетены поражением более тяжко, чем друзья борцов, оставшиеся
в живых. Многие немедля и благоразумно закрыли двери домов своих пред осколками группы героев, которые еще вчера вызывали восхищение, но сегодня могли только скомпрометировать.
Макаров тоже был украшением гимназии и героем ее:
в течение двух лет он вел с преподавателями упорную
борьбу из-за пуговицы.
— Позволь, позволь, — кричал ей Варавка, — но ведь эта любовь к людям, — кстати, выдуманная нами, противная природе нашей, которая жаждет не любви к ближнему, а
борьбы с ним, — эта несчастная любовь ничего не значит и не стоит без ненависти, без отвращения к той грязи,
в которой живет ближний! И, наконец, не надо забывать, что духовная жизнь успешно развивается только на почве материального благополучия.
— Отечество. Народ. Культура, слава, — слышал Клим. — Завоевания науки. Армия работников, создающих
в борьбе с природой все более легкие условия жизни. Торжество гуманизма.
— О, боже мой, можешь представить: Марья Романовна, — ты ее помнишь? — тоже была арестована, долго сидела и теперь выслана куда-то под гласный надзор полиции! Ты — подумай: ведь она старше меня на шесть лет и все еще… Право же, мне кажется, что
в этой
борьбе с правительством у таких людей, как Мария, главную роль играет их желание отомстить за испорченную жизнь…
— А знаете, — сказал он, усевшись
в пролетку, — большинство задохнувшихся, растоптанных — из так называемой чистой публики… Городские и — молодежь. Да. Мне это один полицейский врач сказал, родственник мой. Коллеги, медики, то же говорят. Да я и сам видел.
В борьбе за жизнь одолевают те, которые попроще. Действующие инстинктивно…
«Маракуев, наверное, подружится с курчавым рабочим. Как это глупо — мечтать о революции
в стране, люди которой тысячами давят друг друга
в борьбе за обладание узелком дешевеньких конфект и пряников. Самоубийцы».
— Да, победить! — кричал он. — Но —
в какой
борьбе?
В борьбе за пятачок? За то, чтобы люди жили сытее, да?
— Фельетонист у нас будет опытный, это — Робинзон, известность. Нужен литературный критик, человек здорового ума. Необходима
борьба с болезненными течениями
в современной литературе. Вот такого сотрудника — не вижу.
— Бестактнейшее вмешательство Витте
в стачку ткачей придало стачке политический характер. Правительство как бы убеждает рабочих, что теория классовой
борьбы есть — факт, а не выдумка социалистов, — понимаете?
— Нам необходима
борьба за свободу
борьбы, за право отстаивать человеческие права, — говорит Маракуев: разрубая воздух ребром ладони. — Марксисты утверждают, что крестьянство надобно загнать на фабрики, переварить
в фабричном котле…
— Ну, да! А — что же? А чем иным, как не идеализмом очеловечите вы зоологические инстинкты? Вот вы углубляетесь
в экономику, отвергаете необходимость политической
борьбы, и народ не пойдет за вами, за вульгарным вашим материализмом, потому что он чувствует ценность политической свободы и потому что он хочет иметь своих вождей, родных ему и по плоти и по духу, а вы — чужие!
— Ну, господи! У нас,
в России! Ты пойми: ведь это значит — конец спорам и дрязгам, каждый знает, что ему делать, куда идти. Там прямо сказано о необходимости политической
борьбы, о преемственной связи с народниками — понимаешь?
— Нам необходимы интеллигентные и осведомленные
в ходе революционной мысли, — мысли, заметьте! — информаторы, необходимы не столько для
борьбы против врагов порядка, сколько из желания быть справедливыми, избегать ошибок, безошибочно отделять овец от козлищ.
В студенческом движении страдает немало юношей случайно…
—
В логике есть закон исключенного третьего, — говорил он, — но мы видим, что жизнь строится не по логике. Например: разве логична проповедь гуманизма, если признать
борьбу за жизнь неустранимой? Однако вот вы и гуманизм не проповедуете, но и за горло не хватаете никого.
— Говорят об этом вот такие, как Дьякон, люди с вывихнутыми мозгами, говорят лицемеры и люди трусливые, у которых не хватает сил признать, что
в мире, где все основано на соперничестве и
борьбе, — сказкам и сентиментальностям места нет.
Суслов подробно, с не крикливой, но упрекающей горячностью рассказывал о страданиях революционной интеллигенции
в тюрьмах, ссылке, на каторге, знал он все это прекрасно; говорил он о необходимости
борьбы, самопожертвования и всегда говорил склонив голову к правому плечу, как будто за плечом его стоял кто-то невидимый и не спеша подсказывал ему суровые слова.
Но из его рассказов Самгин выносил впечатление, что дядя Миша предлагает звать народ на помощь интеллигенции, уставшей
в борьбе за свободу народа.
Самгин замолчал. Стратонов опрокинул себя
в его глазах этим глупым жестом и огорчением по поводу брюк. Выходя из вагона, он простился со Стратоновым пренебрежительно, а сидя
в пролетке извозчика, думал с презрением: «Бык. Идиот. На что же ты годишься
в борьбе против людей, которые, стремясь к своим целям, способны жертвовать свободой, жизнью?»
«Философия права — это попытка оправдать бесправие», — говорил он и говорил, что, признавая законом
борьбу за существование, бесполезно и лицемерно искать
в жизни место религии, философии, морали.
В ней не было ничего от пропагандистки, агитаторши, и она не казалась человеком, хорошо изучившим теорию
борьбы классов.
—
В скрытой сущности своей это —
борьба людей, которые говорят по Марксу, с людями, которые решили действовать по Марксу.
Но
в память его крепко вросла ее напряженная фигура, стройное тело, как бы готовое к физической
борьбе с ним, покрасневшее лицо и враждебно горящие глаза; слушая его, она иронически щурилась, а говоря — открывала глаза широко, и ее взгляд дополнял силу обжигающих слов.
Заседали у Веры Петровны, обсуждая очень трудные вопросы о
борьбе с нищетой и пагубной безнравственностью нищих. Самгин с недоумением, не совсем лестным для этих людей и для матери, убеждался, что она
в обществе «Лишнее — ближнему» признана неоспоримо авторитетной
в практических вопросах. Едва только добродушная Пелымова, всегда торопясь куда-то, давала слишком широкую свободу чувству заботы о ближних, Вера Петровна говорила
в нос, охлаждающим тоном...
«Совет рабочих — это уже движение по линии социальной революции», — подумал он, вспоминая демонстрацию на Тверской, бесстрашие рабочих
в борьбе с казаками, булочников на крыше и то, как внимательно толпа осматривала город.
Он решил написать статью, которая бы вскрыла символический смысл этих похорон. Нужно рассказать, что
в лице убитого незначительного человека Москва, Россия снова хоронит всех, кто пожертвовал жизнь свою
борьбе за свободу
в каторге,
в тюрьмах,
в ссылке,
в эмиграции. Да, хоронили Герцена, Бакунина, Петрашевского, людей 1-го марта и тысячи людей, убитых девятого января.
—
В газете «
Борьба» напечатано… Вы согласны? «Русские ведомости» указывают… Это верно?
— Меньше, чем ежедневно погибает их
в борьбе с капиталом, — быстро и как будто небрежно отвечал Кутузов. — Итак, товарищи…
«Возраст охлаждает чувство. Я слишком много истратил сил на
борьбу против чужих мыслей, против шаблонов», — думал он, зажигая спичку, чтоб закурить новую папиросу. Последнее время он все чаще замечал, что почти каждая его мысль имеет свою тень, свое эхо, но и та и другое как будто враждебны ему. Так случилось и
в этот раз.
Он чувствовал себя физически измятым
борьбой против толпы своих двойников, у него тупо болела поясница и ныли мускулы ног, как будто он
в самом деле долго бежал.
«Мы — искренние демократы, это доказано нашей долголетней, неутомимой
борьбой против абсолютизма, доказано культурной работой нашей. Мы — против замаскированной проповеди анархии, против безумия «прыжков из царства необходимости
в царство свободы», мы — за культурную эволюцию! И как можно, не впадая
в непримиримое противоречие, отрицать свободу воли и
в то же время учить темных людей — прыгайте!»
Наконец, если вы твердо помните, что потерпевший действительно замахнулся ружьем, — вы могли вступить с ним
в борьбу из-за ружья, и выстрел тоже объясняется как случайный.
Поехала жена с Полей устраиваться на даче, я от скуки ушел
в цирк, на
борьбу, но
борьбы не дождался, прихожу домой —
в кабинете, вижу, огонь, за столом моим сидит Полин кавалер и углубленно бумажки разбирает.
— Коренной сибиряк более примитивен, более серьезно и успешно занят делом самоутверждения
в жизни. Толстовцы и всякие кающиеся и вообще болтуны там — не водятся. Там понимают, что ежели основной закон бытия —
борьба, так всякое я имеет право на бесстыдство и жестокость.
— Вопрос о путях интеллигенции — ясен: или она идет с капиталом, или против его — с рабочим классом. А ее роль катализатора
в акциях и реакциях классовой
борьбы — бесплодная, гибельная для нее роль… Да и смешная. Бесплодностью и, должно быть, смутно сознаваемой гибельностью этой позиции Ильич объясняет тот смертный визг и вой, которым столь богата текущая литература. Правильно объясняет. Читал я кое-что, — Андреева, Мережковского и прочих, — черт знает, как им не стыдно? Детский испуг какой-то…
— Персы «низложили» шаха, турки султана,
в Германии основан Союз Ганзы, союз фабрикантов для
борьбы против «Союза сельских хозяев», правительство немцев отклонило предложение Англии о сокращении морских вооружений, среди нашей буржуазии заметен рост милитаризма… — ты думаешь, между этими фактами нет связи? Есть… и — явная…
«Это не самая плохая из историй
борьбы королей с дворянством. Король и дворянство, — повторил он, ища какой-то аналогии. — Завоевал трон, истребив лучших дворян. Тридцать лет царствовал. Держал
в своих руках судьбу Пушкина».
«По отношению к действительности каждый из нас является истцом, каждый защищает интересы своего «я» от насилия над ним.
В борьбе за материальные интересы люди иногда являются личными врагами, но ведь жизнь не сводится вся целиком к уголовному и гражданскому процессу, теория
борьбы за существование не должна поглощать и не поглощает высших интересов духа, не угашает священного стремления человека познать самого себя».
Покуда аккуратный старичок рассказывал о злоключениях артели, Клим Иванович Самгин успел сообразить, что ведь не ради этих людей он терпит холод и всякие неудобства и не ради их он взял на себя обязанность помогать отечеству
в его
борьбе против сильного врага.
— Менее всего, дорогой и уважаемый, менее всего
в наши дни уместна мистика сказок, как бы красивы ни были сказки. Разрешите напомнить вам, что с января Государственная дума решительно начала критику действий правительства, — действий, совершенно недопустимых
в трагические дни нашей
борьбы с врагом, сила коего грозит нашему национальному бытию, да, именно так!
— Спасибо, голубчик! Ситуация, черт ее возьми, а? И при этом мой полк принимал весьма деятельное участие
в борьбе с революцией пятого года — понимаете?
В одном месте на песке идет
борьба, как
в цирке,
в другом покрывают крышу барака зелеными ветвями, вдали, почти на опушке леса, разбирают барак, построенный из круглых жердей.