Неточные совпадения
Но Клим видел, что Лида, слушая рассказы отца поджав губы, не верит им. Она треплет платок или конец своего гимназического передника, смотрит
в пол или
в сторону, как бы стыдясь
взглянуть в широкое, туго налитое кровью бородатое
лицо. Клим все-таки сказал...
Клим утвердительно кивнул головой, а потом,
взглянув в резкое
лицо Макарова,
в его красивые, дерзкие глаза, тотчас сообразил, что «Триумфы женщин» нужны Макарову ради цинических вольностей Овидия и Бокаччио, а не ради Данта и Петрарки. Несомненно, что эта книжка нужна лишь для того, чтоб настроить Лидию на определенный лад.
Посидев скучный час
в темноте, он пошел к себе, зажег лампу,
взглянул в зеркало, оно показало ему
лицо, почти незнакомое — обиженное, измятое миной недоумения.
— Что? — спросил он,
взглянув на ее гладкую голову галки и
в маленькое, точно у подростка, птичье
лицо.
Клим услышал нечто полупонятное, как бы некий вызов или намек. Он вопросительно
взглянул на девушку, но она смотрела
в книгу. Правая рука ее блуждала
в воздухе, этой рукой, синеватой
в сумраке и как бы бестелесной, Нехаева касалась
лица своего, груди, плеча, точно она незаконченно крестилась или хотела убедиться
в том, что существует.
Но через минуту,
взглянув в комнату, он увидел, что бледное
лицо Туробоева неестественно изменилось, стало шире, он, должно быть, крепко сжал челюсти, а губы его болезненно кривились.
— Я сказал: не надо, — тихо напомнил Туробоев,
взглянув в его
лицо, измятое обильными морщинами.
У одного из них
лицо было наискось перерезано черной повязкой, закрывавшей глаз, он
взглянул незакрытым мохнатым глазом
в окно на Клима и сказал товарищу, тоже бородатому, похожему на него, как брат...
«Счетовод», — неприязненно подумал Клим.
Взглянув в зеркало, он тотчас погасил усмешку на своем
лице. Затем нашел, что
лицо унылое и похудело. Выпив стакан молока, он аккуратно разделся, лег
в постель и вдруг почувствовал, что ему жалко себя. Пред глазами встала фигура «лепообразного» отрока, память подсказывала его неумелые речи.
Самгин
взглянул на оратора и по курчавой бороде, по улыбке на мохнатом
лице узнал
в нем словоохотливого своего соседа по нарам
в подвале Якова Платонова.
Неожиданность и форма вопроса ошеломили Клима, он
взглянул в неудачное
лицо парня вопросительно.
Козлов особенно отчетливо и даже предупреждающе грозно выговорил цифры, а затем, воинственно вскинув голову, выпрямился на стуле, как бы сидя верхом на коне. Его
лицо хорька осунулось, стало еще острей, узоры на щеках слились
в багровые пятна, а мочки ушей, вспухнув, округлились, точно ягоды вишни. Но тотчас же он,
взглянув на иконы, перекрестился, обмяк и тихо сказал...
Женщина
взглянула в тусклое небо, ее
лицо было так сердито заострено, что показалось Климу незнакомым.
В столовой, у стола, сидел другой офицер, небольшого роста, с темным
лицом, остроносый, лысоватый,
в седой щетине на черепе и верхней губе, человек очень пехотного вида; мундир его вздулся на спине горбом, воротник наехал на затылок. Он перелистывал тетрадки и, когда вошел Клим, спросил,
взглянув на него плоскими глазами...
Он
взглянул на Любашу, сидевшую
в углу дивана с надутым и обиженным
лицом. Адъютант положил пред ним бумаги Клима, наклонился и несколько секунд шептал
в серое ухо. Начальник, остановив его движением руки, спросил Клима...
С Климом он поздоровался так, как будто вчера видел его и вообще Клим давно уже надоел ему. Варваре поклонился церемонно и почему-то закрыв глаза. Сел к столу, подвинул Вере Петровне пустой стакан; она вопросительно
взглянула в измятое
лицо доктора.
Казалось, что Спивак по всем измерениям стал меньше на треть, и это было так жутко, что Клим не сразу решился
взглянуть в его
лицо.
«Атропин, конечно», — сообразил Клим, строго
взглянув в раскрашенное
лицо, и задумался о проститутках: они почему-то предлагали ему себя именно
в тяжелые, скучные часы.
С улыбкой
взглянув в неподвижное и непроницаемое
лицо Прейса, он сказал погромче...
— «Вы жертвою пали», — Самгин
взглянул в его резкое
лицо и узнал Вараксина, друга Дунаева.
— Разве ты… я думал, что ты — верующая, — сказал Самгин, недоверчиво
взглянув на
лицо ее,
в потемневшие глаза, — она продолжала, легко соединяя слова...
Собственник этого
лица поспешно привстал,
взглянул в зеркало, одной рукой попробовал пригладить волосы, а салфеткой
в другой руке вытер
лицо, как вытирают его платком, — щеки, лоб, виски.
— Расходитесь, расходитесь, — покрикивал околоточный. Самгин
взглянул в суровое
лицо Вараксина и не сдержал улыбки, — ему показалось, что из глубоких глазниц слесаря ответно блеснула одобрительная улыбка.
Самгин
взглянул в неряшливую серую бороду на бледном, отечном
лице и сказал, что не имеет времени, просит зайти
в приемные часы. Человек ткнул пальцем
в свою шапку и пошел к дверям больницы, а Самгин — домой, определив, что у этого человека, вероятно, мелкое уголовное дело. Человек явился к нему ровно
в четыре часа, заставив Самгина подумать...
— Я — не верю вам, не могу верить, — почти закричал Самгин, с отвращением глядя
в поднятое к нему мохнатое, дрожащее
лицо. Мельком
взглянул в сторону Тагильского, — тот стоял, наклонив голову, облако дыма стояло над нею, его
лица не видно было.
Открыл форточку
в окне и, шагая по комнате, с папиросой
в зубах, заметил на подзеркальнике золотые часы Варвары, взял их, взвесил на ладони. Эти часы подарил ей он. Когда будут прибирать комнату, их могут украсть. Он положил часы
в карман своих брюк. Затем,
взглянув на отраженное
в зеркале озабоченное
лицо свое, открыл сумку.
В ней оказалась пудреница, перчатки, записная книжка, флакон английской соли, карандаш от мигрени, золотой браслет, семьдесят три рубля бумажками, целая горсть серебра.
В больнице, когда выносили гроб, он
взглянул на
лицо Варвары, и теперь оно как бы плавало пред его глазами, серенькое, остроносое, с поджатыми губами, — они поджаты криво и оставляют открытой щелочку
в левой стороне рта,
в щелочке торчит золотая коронка нижнего резца. Так Варвара кривила губы всегда во время ссор, вскрикивая...
Говорила она с акцентом, сближая слова тяжело и медленно. Ее
лицо побледнело, от этого черные глаза ушли еще глубже, и у нее дрожал подбородок. Голос у нее был бесцветен, как у человека с больными легкими, и от этого слова казались еще тяжелей. Шемякин, сидя
в углу рядом с Таисьей,
взглянув на Розу, поморщился, пошевелил усами и что-то шепнул
в ухо Таисье, она сердито нахмурилась, подняла руку, поправляя волосы над ухом.
Сбоку Клима Ивановича что-то рявкнуло и зарычало, он
взглянул в окно, отделенные от него только стеклами двойных рам, за окном корчились, страшно гримасничая, бородатые, зубастые
лица.
Самгин, строго
взглянул в расплывшееся
лицо, хотел сказать ему нечто отрезвляющее, но, вместо этого, спросил...
Прихрамывая, тыкая палкой
в торцы, он перешел с мостовой на панель, присел на каменную тумбу, достал из кармана газету и закрыл ею
лицо свое. Самгин отметил, что солдат,
взглянув на него, хотел отдать ему честь, но почему-то раздумал сделать это.
Ломовой счастливо захохотал, Клим Иванович пошел тише, желая послушать, что еще скажет извозчик. Но на панели пред витриной оружия стояло человек десять, из магазина вышел коренастый человек, с бритым
лицом под бобровой шапкой,
в пальто с обшлагами из меха, взмахнул рукой и, громко сказав: «
В дантиста!» — выстрелил.
В проходе во двор на белой эмалированной вывеске исчезла буква а, стрелок, самодовольно улыбаясь,
взглянул на публику, кто-то одобрил его...
Неточные совпадения
Он извинился и пошел было
в вагон, но почувствовал необходимость еще раз
взглянуть на нее — не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что
в выражении миловидного
лица, когда она прошла мимо его, было что-то особенно ласковое и нежное.
«Не может быть, чтоб это страшное тело был брат Николай», подумал Левин. Но он подошел ближе, увидал
лицо, и сомнение уже стало невозможно. Несмотря на страшное изменение
лица, Левину стòило
взглянуть в эти живые поднявшиеся на входившего глаза, заметить легкое движение рта под слипшимися усами, чтобы понять ту страшную истину, что это мертвое тело было живой брат.
Легко ступая и беспрестанно
взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное
лицо, она вошла
в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла
в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.
— Дарья Александровна! — сказал он, теперь прямо
взглянув в доброе взволнованное
лицо Долли и чувствуя, что язык его невольно развязывается. — Я бы дорого дал, чтобы сомнение еще было возможно. Когда я сомневался, мне было тяжело, но легче, чем теперь. Когда я сомневался, то была надежда; но теперь нет надежды, и я всё-таки сомневаюсь во всем. Я так сомневаюсь во всем, что я ненавижу сына и иногда не верю, что это мой сын. Я очень несчастлив.
— Любовь… — повторила она медленно, внутренним голосом, и вдруг,
в то же время, как она отцепила кружево, прибавила: — Я оттого и не люблю этого слова, что оно для меня слишком много значит, больше гораздо, чем вы можете понять, — и она
взглянула ему
в лицо. — До свиданья!