Неточные совпадения
— конечно, я
был в то время
идиотом…
— Вот уж почти два года ни о чем не могу думать, только о девицах. К проституткам идти не могу, до этой степени еще не дошел. Тянет к онанизму, хоть руки отрубить.
Есть, брат, в этом влечении что-то обидное до слез, до отвращения к себе. С девицами чувствую себя
идиотом. Она мне о книжках, о разных поэзиях, а я думаю о том, какие у нее груди и что вот поцеловать бы ее да и умереть.
— Достоевский обольщен каторгой. Что такое его каторга? Парад. Он инспектором на параде, на каторге-то
был. И всю жизнь ничего не умел писать, кроме каторжников, а праведный человек у него «
Идиот». Народа он не знал, о нем не думал.
«
Идиот. Что может
быть глупее романтика, изучающего гинекологию? Насколько проще и естественнее Кутузов, который так легко и быстро отнял у Дмитрия Марину, Иноков, отказавшийся от Сомовой, как только он увидал, что ему скучно с ней».
Выругавшись, рассматривал свои ногти или закуривал тоненькую, «дамскую» папиросу и молчал до поры, пока его не спрашивали о чем-нибудь. Клим находил в нем и еще одно странное сходство — с Диомидовым; казалось, что Тагильский тоже, но без страха, уверенно ждет, что сейчас явятся какие-то люди, — может
быть,
идиоты, — и почтительно попросят его...
— Откровенно говоря — я боюсь их. У них огромнейшие груди, и молоком своим они выкармливают идиотическое племя. Да, да, брат!
Есть такая степень талантливости, которая делает людей
идиотами, невыносимо, ужасающе талантливыми. Именно такова наша Русь.
— Это — ужасно! Нужно
было сказать мне. Ведь я не…
идиот! Что ж такое — ребенок?.. Рисковать жизнью, здоровьем…
«
Есть люди, которые живут, неустанно, как жернова — зерна, перемалывая разнородно тяжелые впечатления бытия, чтобы открыть в них что-то или превратить в ничто. Такие люди для этой толпы
идиотов не существуют. Она — существует».
— Ты
поешь сладкие песенки, а
идиоты убеждаются, что все благополучно.
— Кричит: продавайте лес, уезжаю за границу! Какому черту я продам, когда никто ничего не знает, леса мужики жгут, все — испугались… А я — Блинова боюсь, он тут затевает что-то против меня, может
быть, хочет голубятню поджечь. На днях в манеже
был митинг «Союза русского народа», он там орал: «Довольно!» Даже кровь из носа потекла у
идиота…
Если б оно не завершилось нелепым купаньем в чане, если б она идольски неподвижно просидела два часа дикой пляски этих
идиотов —
было бы лучше. Да,
было бы понятнее. Наверное — понятнее.
«Медные глаза… Да, в ней
было что-то металлическое. Не допускаю, чтоб она говорила обо мне — так… как сообщил этот
идиот. Медные глаза — не его слово».
— Почему вы живете здесь? Жить нужно в Петербурге, или — в Москве, но это — на худой конец. Переезжайте в Петербург. У меня там
есть хороший знакомый, видный адвокат, неославянофил, то
есть империалист, патриот, немножко —
идиот, в общем — ‹скот›. Он мне кое-чем обязан, и хотя у него, кажется, трое сотрудников, но и вам нашлась бы хорошая работа. Переезжайте.
—
Был там Гурко, настроен мрачно и озлобленно, предвещал катастрофу, говорил, точно кандидат в Наполеоны. После истории с Лидвалем и кражей овса ему, Гурко, конечно, жить не весело.
Идиот этот, октябрист Стратонов, вторил ему, требовал: дайте нам сильного человека! Ногайцев вдруг заявил себя монархистом. Это называется: уверовал в бога перед праздником. Сволочь.
Неточные совпадения
А он между тем неподвижно лежал на самом солнечном припеке и тяжело храпел. Теперь он
был у всех на виду; всякий мог свободно рассмотреть его и убедиться, что это подлинный
идиот — и ничего более.
Громадные кучи мусора, навоза и соломы уже
были сложены по берегам и ждали только мания, чтобы исчезнуть в глубинах реки. Нахмуренный
идиот бродил между грудами и вел им счет, как бы опасаясь, чтоб кто-нибудь не похитил драгоценного материала. По временам он с уверенностию бормотал:
Происходили беспрерывные совещания по ночам; там и сям прорывались одиночные случаи нарушения дисциплины; но все это
было как-то до такой степени разрозненно, что в конце концов могло самою медленностью процесса возбудить подозрительность даже в таком убежденном
идиоте, как Угрюм-Бурчеев.
Район, который обнимал кругозор этого
идиота,
был очень узок; вне этого района можно
было и болтать руками, и громко говорить, и дышать, и даже ходить распоясавшись; он ничего не замечал; внутри района — можно
было только маршировать.
Все мыслительные силы сосредоточивались на загадочном
идиоте и в мучительном беспокойстве кружились в одном и том же волшебном круге, которого центром
был он.