Неточные совпадения
Генеральша
была ревнива к своему происхождению. Каково же ей
было, прямо и без приготовления, услышать, что этот последний в роде князь Мышкин, о котором она уже что-то слышала, не больше как жалкий
идиот и почти что нищий, и принимает подаяние на бедность. Генерал именно бил на эффект, чтобы разом заинтересовать, отвлечь все как-нибудь в другую сторону.
— Дайте же ему по крайней мере, maman, говорить, — остановила ее Александра. — Этот князь, может
быть, большой плут, а вовсе не
идиот, — шепнула она Аглае.
Меня тоже за
идиота считают все почему-то, я действительно
был так болен когда-то, что тогда и похож
был на
идиота; но какой же я
идиот теперь, когда я сам понимаю, что меня считают за
идиота?
— Э-э-эх! И зачем вам
было болтать! — вскричал он в злобной досаде. — Не знаете вы ничего…
Идиот! — пробормотал он про себя.
— Да, может
быть, вы сами не заметили чего-нибудь… О!
идиот пр-ро-клятый! — воскликнул он уже совершенно вне себя, — и рассказать ничего не умеет!
Ганя, раз начав ругаться и не встречая отпора, мало-помалу потерял всякую сдержанность, как это всегда водится с иными людьми. Еще немного, и он, может
быть, стал бы плеваться, до того уж он
был взбешен. Но именно чрез это бешенство он и ослеп; иначе он давно бы обратил внимание на то, что этот «
идиот», которого он так третирует, что-то уж слишком скоро и тонко умеет иногда все понять и чрезвычайно удовлетворительно передать. Но вдруг произошло нечто неожиданное.
— Я должен вам заметить, Гаврила Ардалионович, — сказал вдруг князь, — что я прежде действительно
был так нездоров, что и в самом деле
был почти
идиот; но теперь я давно уже выздоровел, и потому мне несколько неприятно, когда меня называют
идиотом в глаза.
— Да что это за
идиот? — в негодовании вскрикнула, топнув на него ногой, Настасья Филипповна. — Ну, куда ты идешь? Ну, кого ты
будешь докладывать?
Случился странный анекдот с одним из отпрысков миновавшего помещичьего нашего барства (de profundis!), из тех, впрочем, отпрысков, которых еще деды проигрались окончательно на рулетках, отцы принуждены
были служить в юнкерах и поручиках и, по обыкновению, умирали под судом за какой-нибудь невинный прочет в казенной сумме, а дети которых, подобно герою нашего рассказа, или растут
идиотами, или попадаются даже в уголовных делах, за что, впрочем, в видах назидания и исправления, оправдываются присяжными; или, наконец, кончают тем, что отпускают один из тех анекдотов, которые дивят публику и позорят и без того уже довольно зазорное время наше.
Прошло пять лет лечения в Швейцарии у известного какого-то профессора, и денег истрачены
были тысячи:
идиот, разумеется, умным не сделался, но на человека, говорят, все-таки стал походить, без сомнения, с грехом пополам.
Отпрыск, хоть и
идиот, а все-таки попробовал
было надуть своего профессора и два года, говорят, успел пролечиться у него даром, скрывая от него смерть своего благодетеля.
Около нашего барона в штиблетах, приударившего
было за одною известною красавицей содержанкой, собралась вдруг целая толпа друзей и приятелей, нашлись даже родственники, а пуще всего целые толпы благородных дев, алчущих и жаждущих законного брака, и чего же лучше: аристократ, миллионер,
идиот — все качества разом, такого мужа и с фонарем не отыщешь, и на заказ не сделаешь!..»
Что же касается до его сердца, до его добрых дел, о, конечно, вы справедливо написали, что я тогда
был почти
идиотом и ничего не мог понимать (хотя я по-русски все-таки говорил и мог понимать), но ведь могу же я оценить всё, что теперь припоминаю…
Гм, — продолжала она, — уж конечно, самой досадно
было, что ты не идешь, только не рассчитала, что так к
идиоту писать нельзя, потому что буквально примет, как и вышло.
Тогда он еще
был совсем как
идиот, даже говорить не умел хорошо, понимать иногда не мог, чего от него требуют.
По ее мнению, всё происшедшее
было «непростительным и даже преступным вздором, фантастическая картина, глупая и нелепая!» Прежде всего уж то, что «этот князишка — больной
идиот, второе — дурак, ни света не знает, ни места в свете не имеет: кому его покажешь, куда приткнешь? демократ какой-то непозволительный, даже и чинишка-то нет, и… и… что скажет Белоконская?
Она
была строга, но… ведь нельзя же
было не потерять терпение… с таким
идиотом, каким я тогда
был (хи-хи!).
Ведь я
был тогда совсем
идиот, вы не поверите (ха-ха!).
Я не согласен, и даже в негодовании, когда вас, — ну там кто-нибудь, — называют
идиотом; вы слишком умны для такого названия; но вы и настолько странны, чтобы не
быть, как все люди, согласитесь сами.
Они расстались. Евгений Павлович ушел с убеждениями странными: и, по его мнению, выходило, что князь несколько не в своем уме. И что такое значит это лицо, которого он боится и которое так любит! И в то же время ведь он действительно, может
быть, умрет без Аглаи, так что, может
быть, Аглая никогда и не узнает, что он ее до такой степени любит! Ха-ха! И как это любить двух? Двумя разными любвями какими-нибудь? Это интересно… бедный
идиот! И что с ним
будет теперь?