Неточные совпадения
Клим довольно рано начал замечать, что в правде взрослых
есть что-то неверное, выдуманное. В своих беседах они особенно часто говорили о
царе и народе. Коротенькое, царапающее словечко —
царь — не вызывало
у него никаких представлений, до той поры, пока Мария Романовна не сказала другое слово...
— Смешно спросил? Ну — ничего! Мне, разумеется, ее не нужно, а — любопытно мне: как она жить
будет? С такой красотой — трудно. И, потом, я все думаю, что
у нас какая-нибудь Лола Монтес должна явиться при новом
царе.
— Витте приехал. Вчера идет с инженером Кази и Квинтилиана цитирует: «Легче сделать больше, чем столько». Самодовольный мужик. Привозят рабочих встречать
царя. Здешних, должно
быть, мало или не надеются на них. Впрочем, вербуют в Сормове и в Нижнем,
у Доброва-Набгольц.
Была у Самгина смутная надежда, что в ту минуту, когда он увидит
царя, все пережитое, передуманное им получит окончательное завершение.
Глаза Клима, жадно поглотив
царя, все еще видели его голубовато-серую фигуру и на красивеньком лице — виноватую улыбку. Самгин чувствовал, что эта улыбка лишила его надежды и опечалила до слез. Слезы явились
у него раньше, но это
были слезы радости, которая охватила и подняла над землею всех людей. А теперь вслед
царю и затихавшему вдали крику Клим плакал слезами печали и обиды.
Он даже начал собирать «открытки» на политические темы; сначала их навязывала ему Сомова, затем он сам стал охотиться за ними, и скоро
у него образовалась коллекция картинок, изображавших Финляндию, которая защищает конституцию от нападения двуглавого орла, русского мужика, который пашет землю в сопровождении
царя, генерала, попа, чиновника, купца, ученого и нищего, вооруженных ложками; «Один с сошкой, семеро — с ложкой», — подписано
было под рисунком.
Потом он должен
был стоять более часа на кладбище,
у могилы, вырытой в рыжей земле; один бок могилы узорно осыпался и напоминал беззубую челюсть нищей старухи. Адвокат Правдин сказал речь, смело доказывая закономерность явлений природы; поп говорил о
царе Давиде, гуслях его и о кроткой мудрости бога. Ветер неутомимо летал, посвистывая среди крестов и деревьев; над головами людей бесстрашно и молниеносно мелькали стрижи; за церковью, под горою, сердито фыркала пароотводная труба водокачки.
— Хороших людей я не встречал, — говорил он, задумчиво и печально рассматривая вилку. — И — надоело мне
у собаки блох вычесывать, — это я про свою должность. Ведь — что такое вор, Клим Иванович, если правду сказать? Мелкая заноза, именно — блоха! Комар, так сказать. Без нужды и комар не кусает. Конечно —
есть ребята, застарелые в преступности. Но ведь все живем по нужде, а не по евангелию. Вот — явилась нужда привести фабричных на поклон прославленному
царю…
— Вообще выходило
у него так, что интеллигенция — приказчица рабочего класса, не более, — говорил Суслов, морщась, накладывая ложкой варенье в стакан чаю. — «Нет, сказал я ему, приказчики революций не делают, вожди, вожди нужны, а не приказчики!» Вы, марксисты, по дурному примеру немцев, действительно становитесь в позицию приказчиков рабочего класса, но
у немцев
есть Бебель, Адлер да — мало ли? А
у вас — таких нет, да и не дай бог, чтоб явились… провожать рабочих в Кремль, на поклонение
царю…
— Слушало его человек… тридцать, может
быть — сорок; он стоял
у царь-колокола. Говорил без воодушевления, не храбро. Один рабочий отметил это, сказав соседу: «Опасается парень пошире-то рот раскрыть». Они удивительно чутко подмечали все.
—
Был у меня сын…
Был Петр Маракуев, студент, народолюбец. Скончался в ссылке. Сотни юношей погибают, честнейших! И — народ погибает. Курчавенький казачишка хлещет нагайкой стариков, которые по полусотне лет
царей сыто кормили, епископов, вас всех, всю Русь… он их нагайкой, да! И гогочет с радости, что бьет и что убить может, а — наказан не
будет! А?
— И очень просто
быть пророками в двуглавом вашем государстве. Вы не замечаете, что
у вашего орла огромная мужицкая голова смотрит направо, а налево смотрит только маленькая голова революционеров? Ну, так когда вы свернете голову мужика налево, так вы увидите, каким он сделает себя
царем над вами!
—
У царя была депутация верноподданных рабочих из Иваново-Вознесенска, он им сказал буквально так: «Самодержавие мое останется таким, каким оно
было встарь». Что он — с ума спятил?
— Я сам
был свидетелем, я ехал рядом с Бомпаром. И это
были действительно рабочие. Ты понимаешь дерзость? Остановить карету посла Франции и кричать в лицо ему: «Зачем даете деньги нашему
царю, чтоб он бил нас?
У него своих хватит на это».
«Чтобы придать комедии оттенки драмы, да? Пьянею», — сообразил Самгин, потирая лоб ладонью. Очень хотелось придумать что-нибудь оригинальное и улыбнуться себе самому, но мешали артисты на сцене.
У рампы стояла плечистая, полнотелая дочь
царя Приама, дрыгая обнаженной до бедра ногой; приплясывал удивительно легкий, точно пустой, Калхас; они
пели...
— Я думаю, это — очень по-русски, — зубасто улыбнулся Крэйтон. — Мы, британцы, хорошо знаем, где живем и чего хотим. Это отличает нас от всех европейцев. Вот почему
у нас возможен Кромвель, но не
было и никогда не
будет Наполеона, вашего
царя Петра и вообще людей, которые берут нацию за горло и заставляют ее делать шумные глупости.
— Петровна
у меня вместо матери, любит меня, точно кошку. Очень умная и революционерка, — вам смешно? Однако это верно: терпеть не может богатых,
царя, князей, попов. Она тоже монастырская,
была послушницей, но накануне пострига
у нее случился роман и выгнали ее из монастыря. Работала сиделкой в больнице,
была санитаркой на японской войне, там получила медаль за спасение офицеров из горящего барака. Вы думаете, сколько ей лет — шестьдесят? А ей только сорок три года. Вот как живут!
— Немцы считаются самым ученым народом в мире. Изобретательные — ватерклозет выдумали. Христиане. И вот они объявили нам войну. За что? Никто этого не знает. Мы, русские, воюем только для защиты людей.
У нас только Петр Первый воевал с христианами для расширения земли, но этот
царь был врагом бога, и народ понимал его как антихриста. Наши
цари всегда воевали с язычниками, с магометанами — татарами, турками…
— Понять — трудно, — согласился Фроленков. — Чего надобно немцам? Куда лезут? Ведь — вздуем. Торговали — хорошо. Свободы ему, немцу,
у нас — сколько угодно! Он и генерал, и управляющий, и булочник,
будь чем хошь, живи как любишь. Скажите нам: какая причина войны? Король
царем недоволен, али что?
— Ну, — чего там годить? Даже — досадно.
У каждой нации
есть царь, король, своя земля, отечество… Ты в солдатах служил? присягу знаешь? А я — служил. С японцами воевать ездил, — опоздал, на мое счастье, воевать-то. Вот кабы все люди евреи
были,
у кого нет земли-отечества, тогда — другое дело. Люди, милый человек, по земле ходят, она их за ноги держит, от своей земли не уйдешь.
— Я не персонально про вас, а — вообще о штатских, об интеллигентах.
У меня двоюродная сестра
была замужем за революционером. Студент-горняк, башковатый тип. В седьмом году сослали куда-то… к черту на кулички. Слушайте: что вы думаете о
царе? Об этом жулике Распутине, о царице? Что — вся эта чепуха — правда?