Неточные совпадения
Странно и обидно
было видеть, как чужой человек
в мундире удобно сел на кресло к столу, как он выдвигает
ящики, небрежно вытаскивает бумаги и читает их, поднося близко к тяжелому носу, тоже удобно сидевшему
в густой и, должно
быть, очень теплой бороде.
Вошел
в дом, тотчас же снова явился
в разлетайке,
в шляпе и, молча пожав руку Самгина, исчез
в сером сумраке, а Клим задумчиво прошел к себе, хотел раздеться, лечь, но развороченная жандармом постель внушала отвращение. Тогда он стал укладывать бумаги
в ящики стола, доказывая себе, что обыск не
будет иметь никаких последствий. Но логика не могла рассеять чувства угнетения и темной подспудной тревоги.
Самгин взял бутылку белого вина, прошел к столику у окна; там, между стеною и шкафом, сидел, точно
в ящике, Тагильский, хлопая себя по колену измятой картонной маской. Он
был в синей куртке и
в шлеме пожарного солдата и тяжелых сапогах, все это странно сочеталось с его фарфоровым лицом. Усмехаясь, он посмотрел на Самгина упрямым взглядом нетрезвого человека.
Скрипнул
ящик комода, щелкнули ножницы, разорвалась какая-то ткань, отскочил стул, и полилась вода из крана самовара. Клим стал крутить пуговицу тужурки, быстро оторвал ее и сунул
в карман. Вынул платок, помахал им, как флагом, вытер лицо,
в чем оно не нуждалось.
В комнате
было темно, а за окном еще темнее, и казалось, что та, внешняя, тьма может, выдавив стекла, хлынуть
в комнату холодным потоком.
Остановились
в Нижнем Новгороде посмотреть только что открытое и еще не разыгравшееся всероссийское торжище.
Было очень забавно наблюдать изумление Варвары пред суетливой вознею людей, которые, разгружая бесчисленные воза, вспарывая тюки, открывая
ящики, набивали глубокие пасти лавок, украшали витрины множеством соблазнительных вещей.
— То
есть не по поручению, а по случаю пришлось мне поймать на деле одного полотера, он замечательно приспособился воровать мелкие вещи, — кольца, серьги, броши и вообще. И вот, знаете, наблюдаю за ним. Натирает он
в богатом доме паркет.
В будуаре-с. Мальчишку-помощника выслал, живенько открыл отмычкой
ящик в трюмо, взял что следовало и погрузил
в мастику. Прелестно. А затем-с…
Вход
в переулок, куда вчера не пустили Самгина,
был загроможден телегой без колес,
ящиками, матрацем, газетным киоском и полотнищем ворот. Перед этим сооружением на бочке из-под цемента сидел рыжебородый человек, с папиросой
в зубах; между колен у него торчало ружье, и одет он
был так, точно собрался на охоту. За баррикадой возились трое людей: один прикреплял проволокой к телеге толстую доску, двое таскали со двора кирпичи. Все это вызвало у Самгина впечатление озорной обывательской забавы.
Человек молча посторонился и дважды громко свистнул
в пальцы. Над баррикадой воздух
был красноват и струился, как марево, — ноздри щекотал запах дыма. По ту сторону баррикады, перед небольшим костром, сидел на
ящике товарищ Яков и отчетливо говорил...
— Значит, рабочие наши задачи такие: уничтожить самодержавие — раз! Немедленно освободить всех товарищей из тюрем, из ссылки — два! Организовать свое рабочее правительство — три! — Считая, он шлепал ладонью по
ящику и притопывал ногою
в валенке по снегу; эти звуки напоминали работу весла — стук его об уключину и мягкий плеск. Слушало Якова человек семь, среди них — двое студентов, Лаврушка и толстолицый Вася, — он слушал нахмуря брови, прищурив глаза и опустив нижнюю губу, так что видны
были сжатые зубы.
Поцеловав его, она соскочила с кровати и, погасив свечу, исчезла. После нее остался запах духов и на ночном столике браслет с красными камешками. Столкнув браслет пальцем
в ящик столика, Самгин закурил папиросу, начал приводить
в порядок впечатления дня и тотчас убедился, что Дуняша, среди них, занимает ничтожно малое место.
Было даже неловко убедиться
в этом, — он почувствовал необходимость объясниться с самим собою.
Захотелось сегодня же, сейчас уехать из Москвы.
Была оттепель, мостовые порыжели,
в сыроватом воздухе стоял запах конского навоза, дома как будто вспотели, голоса людей звучали ворчливо, и раздирал уши скрип полозьев по обнаженному булыжнику. Избегая разговоров с Варварой и встреч с ее друзьями, Самгин днем ходил по музеям, вечерами посещал театры; наконец — книги и вещи
были упакованы
в заказанные
ящики.
Локомотив свистнул, споткнулся и, встряхнув вагоны, покачнув людей, зашипел, остановясь
в густой туче снега, а голос остроносого затрещал слышнее. Сняв шапку, человек этот прижал ее под мышкой, должно
быть, для того, чтоб не махать левой рукой, и, размахивая правой, сыпал слова, точно гвозди
в деревянный
ящик...
Было досадно, что икону, заключенную
в тяжелый
ящик киота, люди несут так легко.
Впереди их,
в большом
ящике, блестят золоченые мундиры министров, и над одним мундиром трясется, должно
быть, от смеха, седенькая бородка министра юстиции.
По эту сторону насыпи пейзаж
был более приличен и не так густо засорен людями: речка извивалась по холмистому дерновому полю, поле украшено небольшими группами берез, кое-где возвышаются бронзовые стволы сосен, под густой зеленью их крон — белые палатки, желтые бараки, штабеля каких-то
ящиков, покрытые брезентами, всюду красные кресты, мелькают белые фигуры сестер милосердия, под окнами дощатого домика сидит священник
в лиловой рясе — весьма приятное пятно.
Неточные совпадения
Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа,
была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его
был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот
был твердо и презрительно сжат.
В походке,
в движениях,
в звуке голоса его
была решительность и твердость, каких жена никогда не видала
в нем. Он вошел
в комнату и, не поздоровавшись с нею, прямо направился к ее письменному столу и, взяв ключи, отворил
ящик.
Алексей Александрович думал и говорил, что ни
в какой год у него не
было столько служебного дела, как
в нынешний; но он не сознавал того, что он сам выдумывал себе
в нынешнем году дела, что это
было одно из средств не открывать того
ящика, где лежали чувства к жене и семье и мысли о них и которые делались тем страшнее, чем дольше они там лежали.
«Там видно
будет», сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха
в свой широкий грудной
ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил. На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
— Сто двадцать шесть избирательных! Девяносто восемь неизбирательных! — прозвучал невыговаривающий букву р голос секретаря. Потом послышался смех: пуговица и два ореха нашлись
в ящике. Дворянин
был допущен, и новая партия победила.
Он, этот умный и тонкий
в служебных делах человек, не понимал всего безумия такого отношения к жене. Он не понимал этого, потому что ему
было слишком страшно понять свое настоящее положение, и он
в душе своей закрыл, запер и запечатал тот
ящик,
в котором у него находились его чувства к семье, т. е. к жене и сыну. Он, внимательный отец, с конца этой зимы стал особенно холоден к сыну и имел к нему то же подтрунивающее отношение, как и к желе. «А! молодой человек!» обращался он к нему.