Неточные совпадения
Взрослые пили чай среди комнаты, за круглым
столом, под лампой с
белым абажуром, придуманным Самгиным: абажур отражал свет не вниз, на
стол, а в потолок; от этого по комнате разливался скучный полумрак, а в трех углах ее было темно, почти как ночью.
Нехаева, в
белом и каком-то детском платье, каких никто не носил, морщила нос, глядя на обилие пищи, и осторожно покашливала в платок. Она чем-то напоминала бедную родственницу, которую пригласили к
столу из милости. Это раздражало Клима, его любовница должна быть цветистее, заметней. И ела она еще более брезгливо, чем всегда, можно было подумать, что она делает это напоказ, назло.
— Вы, Самгин, кажется, стали марксистом, но, я думаю, это оттого, что за
столом вы неосторожно мешали
белое вино с красным…
Пузатый комод и на нем трюмо в форме лиры, три неуклюжих стула, старенькое на низких ножках кресло у
стола, под окном, — вот и вся обстановка комнаты. Оклеенные
белыми обоями стены холодны и голы, только против кровати — темный квадрат небольшой фотографии: гладкое, как пустота, море, корма баркаса и на ней, обнявшись, стоят Лидия с Алиной.
Самгин медленно поднялся, сел на диван. Он был одет, только сюртук и сапоги сняты. Хаос и запахи в комнате тотчас восстановили в памяти его пережитую ночь. Было темно. На
столе среди бутылок двуцветным огнем горела свеча, отражение огня нелепо заключено внутри пустой бутылки
белого стекла. Макаров зажигал спички, они, вспыхнув, гасли. Он склонился над огнем свечи, ткнул в него папиросой, погасил огонь и выругался...
У
стола явился Маракуев, щека его завязана
белым платком, из кудрявых волос смешно торчат узел и два беленьких уха.
Иноков подошел к Робинзону, угрюмо усмехаясь, сунул руку ему, потом Самгину, рука у него была потная, дрожала, а глаза странно и жутко
побелели, зрачки как будто расплылись, и это сделало лицо его слепым. Лакей подвинул ему стул, он сел, спрятал руки под
столом и попросил...
Подойдя к
столу, он выпил рюмку портвейна и, спрятав руки за спину, посмотрел в окно, на небо, на
белую звезду, уже едва заметную в голубом, на огонь фонаря у ворот дома. В памяти неотвязно звучало...
В ярких огнях шумно ликовали подпившие люди. Хмельной и почти горячий воздух, наполненный вкусными запахами, в минуту согрел Клима и усилил его аппетит. Но свободных
столов не было, фигуры женщин и мужчин наполняли зал, как шрифт измятую страницу газеты. Самгин уже хотел уйти, но к нему, точно на коньках, подбежал
белый официант и ласково пригласил...
Судаков сел к
столу против женщин, глаз у него был большой, зеленоватый и недобрый, шея, оттененная черным воротом наглухо застегнутой тужурки, была как-то слишком
бела. Стакан чаю, подвинутый к нему Алиной, он взял левой рукой.
Лампа, плохо освещая просторную кухню, искажала формы вещей: медная посуда на полках приобрела сходство с оружием, а
белая масса плиты — точно намогильный памятник. В мутном пузыре света старики сидели так, что их разделял только угол
стола. Ногти у медника были зеленоватые, да и весь он казался насквозь пропитанным окисью меди. Повар, в пальто, застегнутом до подбородка, сидел не по-стариковски прямо и гордо; напялив шапку на колено, он прижимал ее рукой, а другою дергал свои реденькие усы.
Возвратясь в столовую, Клим уныло подошел к окну. В красноватом небе летала стая галок. На улице — пусто. Пробежал студент с винтовкой в руке. Кошка вылезла из подворотни.
Белая с черным. Самгин сел к
столу, налил стакан чаю. Где-то внутри себя, очень глубоко, он ощущал как бы опухоль: не болезненная, но тяжелая, она росла. Вскрывать ее словами — не хотелось.
В большой комнате на крашеном полу крестообразно лежали темные ковровые дорожки, стояли кривоногие старинные стулья, два таких же
стола; на одном из них бронзовый медведь держал в лапах стержень лампы; на другом возвышался черный музыкальный ящик; около стены, у двери, прижалась фисгармония, в углу — пестрая печь кузнецовских изразцов, рядом с печью —
белые двери...
Белые двери привели в небольшую комнату с окнами на улицу и в сад. Здесь жила женщина. В углу, в цветах, помещалось на мольберте большое зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами деревянный дракон. У
стола — три глубоких кресла, за дверью — широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, — дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с картины Нестерова «У колдуна».
Впереди, в простенке между окнами, за
столом, покрытым зеленой клеенкой, — Лидия, тонкая, плоская, в
белом платье, в сетке на курчавой голове и в синих очках.
Это было дома у Марины, в ее маленькой, уютной комнатке. Дверь на террасу — открыта, теплый ветер тихонько перебирал листья деревьев в саду; мелкие
белые облака паслись в небе, поглаживая луну, никель самовара на
столе казался голубым, серые бабочки трепетали и гибли над огнем, шелестели на розовом абажуре лампы. Марина — в широчайшем
белом капоте, — в широких его рукавах сверкают голые, сильные руки. Когда он пришел — она извинилась...
Заснул он на рассвете, — разбудили его Захарий и Ольга, накрывая
стол для завтрака. Захарий был такой же, как всегда, тихий, почтительный, и
белое лицо его, как всегда, неподвижно, точно маска. Остроносая, бойкая Ольга говорила с ним небрежно и даже грубовато.
Вошел Безбедов, весь в
белом — точно санитар, в сандалиях на босых ногах; он сел в конце
стола, так, чтоб Марина не видела его из-за самовара. Но она все видела.
Самгин снял шляпу, поправил очки, оглянулся: у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним, на полу, — старая, истоптанная шкура
белого медведя, в углу — шкаф для платья с зеркалом во всю величину двери; у стены — два кожаных кресла и маленький, круглый
стол, а на нем графин воды, стакан.
Марина встретила его, как всегда, спокойно и доброжелательно. Она что-то писала, сидя за
столом, перед нею стоял стеклянный кувшин с жидкостью мутно-желтого цвета и со льдом. В простом платье,
белом, из батиста, она казалась не такой рослой и пышной.
В кухне — кисленький запах газа, на плите, в большом чайнике, шумно кипит вода, на
белых кафельных стенах солидно сияет медь кастрюль, в углу, среди засушенных цветов, прячется ярко раскрашенная статуэтка мадонны с младенцем. Макаров сел за
стол и, облокотясь, сжал голову свою ладонями, Иноков, наливая в стаканы вино, вполголоса говорит...
— Ты сегодня поздно, Лиз! — сказала она. Женщина в
белом села к свободному
столу, звучно ответив...
Прижатый к стене маленьким
столом, опираясь на него руками и точно готовясь перепрыгнуть через
стол, изогнулся седоволосый Диомидов в
белой рубахе, с расстегнутым воротом, с черным крестом, вышитым на груди.
Перешли в большую комнату, ее освещали
белым огнем две спиртовые лампы, поставленные на
стол среди многочисленных тарелок, блюд, бутылок. Денисов взял Самгина за плечо и подвинул к небольшой, толстенькой женщине в красном платье с черными бантиками на нем.
Неточные совпадения
Бежит лакей с салфеткою, // Хромает: «Кушать подано!» // Со всей своею свитою, // С детьми и приживалками, // С кормилкою и нянькою, // И с
белыми собачками, // Пошел помещик завтракать, // Работы осмотрев. // С реки из лодки грянула // Навстречу барам музыка, // Накрытый
стол белеется // На самом берегу… // Дивятся наши странники. // Пристали к Власу: «Дедушка! // Что за порядки чудные? // Что за чудной старик?»
― Не угодно ли? ― Он указал на кресло у письменного уложенного бумагами
стола и сам сел на председательское место, потирая маленькие руки с короткими, обросшими
белыми волосами пальцами, и склонив на бок голову. Но, только что он успокоился в своей позе, как над
столом пролетела моль. Адвокат с быстротой, которой нельзя было ожидать от него, рознял руки, поймал моль и опять принял прежнее положение.
На
столе стояли аккуратно стклянки, графин, и сложено было нужное
белье и работа broderie anglaise Кити.
Под дрожащею кругами тенью листьев, у покрытого
белою скатертью и уставленного кофейниками, хлебом, маслом, сыром, холодною дичью
стола, сидела княгиня в наколке с лиловыми лентами, раздавая чашки и тартинки.
Она быстро оделась, сошла вниз и решительными шагами вошла в гостиную, где, по обыкновению, ожидал ее кофе и Сережа с гувернанткой. Сережа, весь в
белом, стоял у
стола под зеркалом и, согнувшись спиной и головой, с выражением напряженного внимания, которое она знала в нем и которым он был похож на отца, что-то делал с цветами, которые он принес.