Я, с полатей, стал бросать в них подушки, одеяла, сапоги с печи, но разъяренный дед не замечал этого, бабушка же свалилась на пол, он бил голову ее ногами, наконец споткнулся и упал, опрокинув ведро с водой. Вскочил, отплевываясь и фыркая, дико оглянулся и
убежал к себе, на чердак; бабушка поднялась, охая, села на скамью, стала разбирать спутанные волосы. Я соскочил с полатей, она сказала мне сердито...
Неточные совпадения
Мать отца померла рано, а когда ему минуло девять лет, помер и дедушка, отца взял
к себе крестный — столяр, приписал его в цеховые города Перми и стал учить своему мастерству, но отец
убежал от него, водил слепых по ярмаркам, шестнадцати лет пришел в Нижний и стал работать у подрядчика — столяра на пароходах Колчина. В двадцать лет он был уже хорошим краснодеревцем, обойщиком и драпировщиком. Мастерская, где он работал, была рядом с домами деда, на Ковалихе.
Мне не нравилось, что она зажимает рот, я
убежал от нее, залез на крышу дома и долго сидел там за трубой. Да, мне очень хотелось озорничать, говорить всем злые слова, и было трудно побороть это желание, а пришлось побороть: однажды я намазал стулья будущего вотчима и новой бабушки вишневым клеем, оба они прилипли; это было очень смешно, но когда дед отколотил меня, на чердак ко мне пришла мать, привлекла меня
к себе, крепко сжала коленями и сказала...
Он
убежал к себе по лестнице. Конечно, все это могло навести на размышления. Я нарочно не опускаю ни малейшей черты из всей этой тогдашней мелкой бессмыслицы, потому что каждая черточка вошла потом в окончательный букет, где и нашла свое место, в чем и уверится читатель. А что тогда они действительно сбивали меня с толку, то это — правда. Если я был так взволнован и раздражен, то именно заслышав опять в их словах этот столь надоевший мне тон интриг и загадок и напомнивший мне старое. Но продолжаю.
Устенька Луковникова жила сейчас у отца. Она простилась с гостеприимным домом Стабровских еще в прошлом году. Ей очень тяжело было расставаться с этою семьей, но отец быстро старился и скучал без нее. Сцена прощания вышла самая трогательная, а мисс Дудль
убежала к себе в комнату, заперлась на ключ и ни за что не хотела выйти.
Весь кабак надрывался от хохота, а Ермошка плюнул в Мыльникова и со стыда
убежал к себе наверх. Центром разыгравшегося ажиотажа явился именно кабак Ермошки, куда сходились хоть послушать рассказы о золоте, и его владелец потерпел законно.
— Я докажу вам, милостивый государь, и сегодня же докажу, какой я француз, — кричал Коптин и вслед за тем подбежал к иконе, ударил себя в грудь и воскликнул: — Царица небесная! Накажи вот этого господина за то, что он меня нерусским называет! — говорил он, указывая на Вихрова, и потом, видимо, утомившись, утер себе лоб и
убежал к себе в спальню, все, однако, с азартом повторяя. — Я нерусский, я француз!
Неточные совпадения
— Надоели они мне очень вчера, — обратился вдруг Раскольников
к Порфирию с нахально-вызывающею усмешкой, — я и
убежал от них квартиру нанять, чтоб они меня не сыскали, и денег кучу с
собой захватил. Вон господин Заметов видел деньги-то. А что, господин Заметов, умен я был вчера али в бреду, разрешите-ка спор!
Сухо рассказывая ей, Самгин видел, что теперь, когда на ней простенькое темное платье, а ее лицо, обрызганное веснушками, не накрашено и рыжие волосы заплетены в косу, — она кажется моложе и милее, хотя очень напоминает горничную. Она
убежала, не дослушав его, унося с
собою чашку чая и бутылку вина. Самгин подошел
к окну; еще можно было различить, что в небе громоздятся синеватые облака, но на улице было уже темно.
Похолодев от испуга, Клим стоял на лестнице, у него щекотало в горле, слезы выкатывались из глаз, ему захотелось
убежать в сад, на двор, спрятаться; он подошел
к двери крыльца, — ветер кропил дверь осенним дождем. Он постучал в дверь кулаком, поцарапал ее ногтем, ощущая, что в груди что-то сломилось, исчезло, опустошив его. Когда, пересилив
себя, он вошел в столовую, там уже танцевали кадриль, он отказался танцевать, подставил
к роялю стул и стал играть кадриль в четыре руки с Таней.
Спивак, идя по дорожке, присматриваясь
к кустам, стала рассказывать о Корвине тем тоном, каким говорят, думая совершенно о другом, или для того, чтоб не думать. Клим узнал, что Корвина, больного, без сознания, подобрал в поле приказчик отца Спивак; привез его в усадьбу, и мальчик рассказал, что он был поводырем слепых; один из них, называвший
себя его дядей, был не совсем слепой, обращался с ним жестоко, мальчик
убежал от него, спрятался в лесу и заболел, отравившись чем-то или от голода.
Кто-то догадался и подарил ей парижские ботинки и серьги, она стала ласковее
к нему: шепталась с ним,
убегала в сад и приглашала
к себе по вечерам пить чай.