Неточные совпадения
— Эхма, — говорила она сыновьям и деду, — погубите вы мне
человека и лошадь погубите! И как не стыдно вам,
рожи бессовестные? Али мало своего? Ох, неумное племя, жадюги, — накажет вас господь!
— Бабушка-то обожглась-таки. Как она принимать будет? Ишь, как стенает тетка! Забыли про нее; она, слышь, еще в самом начале пожара корчиться стала — с испугу… Вот оно как трудно
человека родить, а баб не уважают! Ты запомни: баб надо уважать, матерей то есть…
Иду я домой во слезах — вдруг встречу мне этот
человек, да и говорит, подлец: «Я, говорит, добрый, судьбе мешать не стану, только ты, Акулина Ивановна, дай мне за это полсотни рублей!» А у меня денег нет, я их не любила, не копила, вот я, сдуру, и скажи ему: «Нет у меня денег и не дам!» — «Ты, говорит, обещай!» — «Как это — обещать, а где я их после-то возьму?» — «Ну, говорит, али трудно у богатого мужа украсть?» Мне бы, дурехе, поговорить с ним, задержать его, а я плюнула в рожу-то ему да и пошла себе!
А тут еще Яков стал шутки эти перенимать: Максим-то склеит из картона будто голову — нос, глаза, рот сделает, пакли налепит заместо волос, а потом идут с Яковом по улице и
рожи эти страшные в окна суют —
люди, конечно, боятся, кричат.
— Слушай слова мои, это тебе годится! Кириллов — двое было, оба — епископы; один — александрийской, другой — ерусалимской. Первый ратоборствовал супроти окаянного еретика Нестория, который учил похабно, что-де Богородица человек есть, а посему — не имела бога родить, но
родила человека же, именем и делами Христа, сиречь — спасителя миру; стало быть, надо ее называть не Богородица, а христородица, — понял? Это названо — ересь! Ерусалимской же Кирилл боролся против Ария-еретика…
Дурная, застоявшаяся кровь, отравленная гнилой пищей, гнилым воздухом, насыщенная ядами обид, бросилась в головы, — лица посинели, побагровели, уши налились кровью, красные глаза смотрели слепо, и крепко сжатые челюсти сделали все
рожи людей собачьими, угловатыми.
Неточные совпадения
Городничий. Да, таков уже неизъяснимый закон судеб: умный
человек — или пьяница, или
рожу такую состроит, что хоть святых выноси.
Левины жили уже третий месяц в Москве. Уже давно прошел тот срок, когда, по самым верным расчетам
людей знающих эти дела, Кити должна была
родить; а она всё еще носила, и ни по чему не было заметно, чтобы время было ближе теперь, чем два месяца назад. И доктор, и акушерка, и Долли, и мать, и в особенности Левин, без ужаса не могший подумать о приближавшемся, начинали испытывать нетерпение и беспокойство; одна Кити чувствовала себя совершенно спокойною и счастливою.
— А тебя как бы нарядить немцем да в капор! — сказал Петрушка, острясь над Селифаном и ухмыльнувшись. Но что за
рожа вышла из этой усмешки! И подобья не было на усмешку, а точно как бы
человек, доставши себе в нос насморк и силясь при насморке чихнуть, не чихнул, но так и остался в положенье
человека, собирающегося чихнуть.
— Нет, нет; зачем же вам беспокоиться. Вы
человек рассудительный… Ну,
Родя, не задерживай гостя… видишь, ждет, — и он серьезно приготовился водить рукой Раскольникова.
И, схватив за руку Дунечку так, что чуть не вывернул ей руки, он пригнул ее посмотреть на то, что «вот уж он и очнулся». И мать и сестра смотрели на Разумихина как на провидение, с умилением и благодарностью; они уже слышали от Настасьи, чем был для их
Роди, во все время болезни, этот «расторопный молодой
человек», как назвала его, в тот же вечер, в интимном разговоре с Дуней, сама Пульхерия Александровна Раскольникова.