— Отец, да
прости ты ей Христа ради, прости! И не эдакие сани подламываются. Али у господ, у купцов не бывает этого? Женщина — гляди какая! Ну, прости, ведь никто не праведен…
Неточные совпадения
— Дурак он был во всем, Максим этот, покойник,
прости господи! — сердито и четко проговорил дед.
— Высеку —
прощу, — сказал дедушка, пропуская длинный влажный прут сквозь кулак. — Ну-ка, снимай штаны-то!..
— Что еще? — вслух вспоминает она, приморщив брови. — Спаси, помилуй всех православных; меня, дуру окаянную,
прости, — ты знаешь: не со зла грешу, а по глупому разуму.
Ты
прости, пресвятая богородица,
Пожалей мою душеньку грешную.
Не себя ради мир я грабила,
А ведь ради сына единого!..
— Ну,
прощай, брат, вот я и уезжаю…
Однако только я пристрастился —
прощай рыба, спасибо; а мне — в город ехать, в извозчики, на оброк.
— Мать у него — в отъезде, я человек занятой, глядеть за ним некому, — уж вы
простите, полковник!
— Ну да, еще бы! А как же? Ты кого не
простишь, ты — всех
простишь, ну да-а, эх вы-и…
— А господь, небойсь, ничего не
прощает, а? У могилы вот настиг, наказывает, последние дни наши, а — ни покоя, ни радости нет и — не быть! И — помяни ты мое слово! — еще нищими подохнем, нищими!
Отступились они от него, сел дедушко на дрожки, кричит: «
Прощай теперь, Варвара, не дочь ты мне и не хочу тебя видеть, хошь — живи, хошь — с голоду издохни».
— Во имя отца и сына и святаго духа, благословляю вас на добрые труды!
Прощайте.
—
Прощайте, владыко! Опять приезжайте.
— Так ты — сдерживайся, ладно? Я ведь понимаю, зачем ты озорничаешь! Ну,
прощай, брат!
—
Прости, я виновата! Ах, милый, как ты мог? Ножом?
Мы тоже кричали ему —
прощай! Всегда неловко было оставлять его на кладбище. Кострома сказал однажды, оглянувшись назад...
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка!
Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
—
Простите меня, ради Христа, атаманы-молодцы! — говорил он, кланяясь миру в ноги, — оставляю я мою дурость на веки вечные, и сам вам тоё мою дурость с рук на руки сдам! только не наругайтесь вы над нею, ради Христа, а проводите честь честью к стрельцам в слободу!
— Алексей Александрович,
простите меня, я не имею права… но я, как сестру, люблю и уважаю Анну; я прошу, умоляю вас сказать мне, что такое между вами? в чем вы обвиняете ее?
Я так живо изобразил мою нежность, мои беспокойства, восторги; я в таком выгодном свете выставил ее поступки, характер, что она поневоле должна была
простить мне мое кокетство с княжной.
Увы, Татьяна увядает; // Бледнеет, гаснет и молчит! // Ничто ее не занимает, // Ее души не шевелит. // Качая важно головою, // Соседи шепчут меж собою: // Пора, пора бы замуж ей!.. // Но полно. Надо мне скорей // Развеселить воображенье // Картиной счастливой любви. // Невольно, милые мои, // Меня стесняет сожаленье; //
Простите мне: я так люблю // Татьяну милую мою!