Неточные совпадения
Я любил
смотреть в глаза ей подолгу,
не отрываясь,
не мигая; она щурилась, вертела головою и просила тихонько, почти шепотом...
Когда
смотришь на это, говорить ни о чем
не хочется, и приятная скука наполняет грудь.
Иногда, на краткое время, являлась откуда-то мать; гордая, строгая, она
смотрела на всё холодными серыми глазами, как зимнее солнце, и быстро исчезала,
не оставляя воспоминаний о себе.
Я бегу на чердак и оттуда через слуховое окно
смотрю во тьму сада и двора, стараясь
не упускать из глаз бабушку, боюсь, что ее убьют, и кричу, зову. Она
не идет, а пьяный дядя, услыхав мой голос, дико и грязно ругает мать мою.
Я придумал: подстерег, когда кабатчица спустилась в погреб, закрыл над нею творило, запер его, сплясал на нем танец мести и, забросив ключ на крышу, стремглав прибежал в кухню, где стряпала бабушка. Она
не сразу поняла мой восторг, а поняв, нашлепала меня, где подобает, вытащила на двор и послала на крышу за ключом. Удивленный ее отношением, я молча достал ключ и, убежав в угол двора,
смотрел оттуда, как она освобождала пленную кабатчицу и как обе они, дружелюбно посмеиваясь, идут по двору.
Это был высокий, сухой и копченый человек, в тяжелом тулупе из овчины, с жесткими волосами на костлявом, заржавевшем лице. Он ходил по улице согнувшись, странно качаясь, и молча, упорно
смотрел в землю под ноги себе. Его чугунное лицо, с маленькими грустными глазами, внушало мне боязливое почтение, — думалось, что этот человек занят серьезным делом, он чего-то ищет, и мешать ему
не надобно.
А Григорий Иванович молчал. Черные очки его
смотрели прямо в стену дома, в окно, в лицо встречного; насквозь прокрашенная рука тихонько поглаживала широкую бороду, губы его были плотно сжаты. Я часто видел его, но никогда
не слыхал ни звука из этих сомкнутых уст, и молчание старика мучительно давило меня. Я
не мог подойти к нему, никогда
не подходил, а напротив, завидя его, бежал домой и говорил бабушке...
Иногда он, стоя в окне, как в раме, спрятав руки за спину,
смотрел прямо на крышу, но меня как будто
не видел, и это очень обижало. Вдруг отскакивал к столу и, согнувшись вдвое, рылся на нем.
Прижимаясь к теплому боку нахлебника, я
смотрел вместе с ним сквозь черные сучья яблонь на красное небо, следил за полетами хлопотливых чечеток, видел, как щеглята треплют маковки сухого репья, добывая его терпкие зерна, как с поля тянутся мохнатые сизые облака с багряными краями, а под облаками тяжело летят вороны ко гнездам, на кладбище. Всё было хорошо и как-то особенно —
не по-всегдашнему — понятно и близко.
Мы, весь дом, стоим у ворот, из окна
смотрит синее лицо военного, над ним — белокурая голова его жены; со двора Бетленга тоже вышли какие-то люди, только серый, мертвый дом Овсянникова
не показывает никого.
Много раз сидел я на дереве над забором, ожидая, что вот они позовут меня играть с ними, — а они
не звали. Мысленно я уже играл с ними, увлекаясь иногда до того, что вскрикивал и громко смеялся, тогда они, все трое,
смотрели на меня, тихонько говоря о чем-то, а я, сконфуженный, спускался на землю.
Он теперь вообще
смотрел всё как-то вбок и давно перестал посещать бабушкины вечера;
не угощал вареньем, лицо его ссохлось, морщины стали глубже, и ходил он качаясь, загребая ногами, как больной.
Это было так красиво, что неудача охоты
не вызывала досаду; охотник я был
не очень страстный, процесс нравился мне всегда больше, чем результат; я любил
смотреть, как живут пичужки, и думать о них.
Не ответив, она
смотрела в лицо мне так, что я окончательно растерялся,
не понимая — чего ей надо? В углу под образами торчал круглый столик, на нем ваза с пахучими сухими травами и цветами, в другом переднем углу стоял сундук, накрытый ковром, задний угол был занят кроватью, а четвертого —
не было, косяк двери стоял вплоть к стене.
Смотрят люди во хрустальную высь,
Шапки поснимали, тесно стоят,
Все молчат, да и ночь нема, —
А нож с высоты всё
не падает!
Иногда она целый час
смотрела в окно на улицу; улица была похожа на челюсть, часть зубов от старости почернела, покривилась, часть их уже вывалилась, и неуклюже вставлены новые,
не по челюсти большие.
Если близко к нам подходит курица, кошка — Коля долго присматривается к ним, потом
смотрит на меня и чуть заметно улыбается, — меня смущает эта улыбка —
не чувствует ли брат, что мне скучно с ним и хочется убежать на улицу, оставив его?
Неточные совпадения
Смотри!
не по чину берешь!
Анна Андреевна. Ну вот! Боже сохрани, чтобы
не поспорить! нельзя, да и полно! Где ему
смотреть на тебя? И с какой стати ему
смотреть на тебя?
И нарочно
посмотрите на детей: ни одно из них
не похоже на Добчинского, но все, даже девочка маленькая, как вылитый судья.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я
не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы
не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще!
смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Хлестаков. Чрезвычайно неприятна. Привыкши жить, comprenez vous [понимаете ли (фр.).], в свете и вдруг очутиться в дороге: грязные трактиры, мрак невежества… Если б, признаюсь,
не такой случай, который меня… (
посматривает на Анну Андреевну и рисуется перед ней)так вознаградил за всё…