Неточные совпадения
Моя дружба с Иваном всё росла; бабушка от восхода солнца до поздней ночи была занята работой по дому, и я почти весь день вертелся около Цыганка. Он всё так же подставлял под розги руку свою, когда
дедушка сек меня, а на другой день, показывая опухшие пальцы, жаловался мне...
Грамота давалась мне легко,
дедушка смотрел на меня всё внимательнее и все реже сек, хотя, по
моим соображениям, сечь меня следовало чаще прежнего: становясь взрослее и бойчей, я гораздо чаще стал нарушать дедовы правила и наказы, а он только ругался да замахивался на меня.
Дедушка видел
мои синяки, но никогда не ругался, только крякал и мычал...
Был великий шум и скандал, на двор к нам пришла из дома Бетленга целая армия мужчин и женщин, ее вел молодой красивый офицер и, так как братья в момент преступления смирно гуляли по улице, ничего не зная о
моем диком озорстве, —
дедушка выпорол одного меня, отменно удовлетворив этим всех жителей Бетленгова дома.
Несколько вечеров подряд она рассказывала историю отца, такую же интересную, как все ее истории: отец был сыном солдата, дослужившегося до офицеров и сосланного в Сибирь за жестокость с подчиненными ему; там, где-то в Сибири, и родился
мой отец. Жилось ему плохо, уже с малых лет он стал бегать из дома; однажды
дедушка искал его по лесу с собаками, как зайца; другой раз, поймав, стал так бить, что соседи отняли ребенка и спрятали его.
Ну, вот и пришли они, мать с отцом, во святой день, в прощеное воскресенье, большие оба, гладкие, чистые; встал Максим-то против
дедушки — а дед ему по плечо, — встал и говорит: «Не думай, бога ради, Василий Васильевич, что пришел я к тебе по приданое, нет, пришел я отцу жены
моей честь воздать».
— Ловко придумал! — сказал однажды
дедушка, разглядывая
мою работу. — Только бурьян тебя забьет, корни-то ты оставил! Дай-ко я перекопаю землю заступом, — иди, принеси!
Скучно пили чай,
дедушка спрашивал, глядя, как дождь
моет стекло окна...
— Счастья не хочешь, — повторила Устенька шопотом и привставая. — А счастлива ты, ей-Богу! Как тебя любят! Ты корявая такая, а тебя любят. Эх, кабы я да на твоем месте была, я бы постояльца вашего так окрутила! Посмотрела я на него, как у нас были, так, кажется, и съел бы он тебя глазами.
Мой дедушка — и тот чего мне не надавал! А ваш, слышь, из русских богач первый. Его денщик сказывал, что у них свои холопи есть.
Очевидно, что это место давно понравилось еще
моему дедушке и что он засадил его деревьями задолго до рождения меньшой своей дочери Евгеши, как он называл ее, потому что деревьям было лет по пятидесяти, а дочери — тридцать пять.
Мой первый Пушкин — «Цыганы». Таких имен я никогда не слышала: Алеко, Земфира, и еще — Старик. Я стариков знала только одного — сухорукого Осипа в тарусской богадельне, у которого рука отсохла — потому что убил брата огурцом. Потому что
мой дедушка, А.Д. Мейн — не старик, потому что старики чужие и живут на улице.
Неточные совпадения
Ну уж мне, старухе, давно бы пора сложить старые кости на покой; а то вот до чего довелось дожить: старого барина — вашего
дедушку, вечная память, князя Николая Михайловича, двух братьев, сестру Аннушку, всех схоронила, и все моложе меня были,
мой батюшка, а вот теперь, видно, за грехи
мои, и ее пришлось пережить.
— Нет,
дедушка,
мой — не такой человек. Не то что глупостей каких, он как красная девушка. Денежки все до копеечки домой посылает. А уж девчонке рад, рад был, что и сказать нельзя, — сказала женщина, улыбаясь.
— Нет,
мой и не пьет и не курит, — сказала женщина, собеседница старика, пользуясь случаем еще раз похвалить своего мужа. — Таких людей,
дедушка, мало земля родит. Вот он какой, — сказала она, обращаясь и к Нехлюдову.
— Вы знаете, отчего барон — Воробьев? — сказал адвокат, отвечая на несколько комическую интонацию, с которой Нехлюдов произнес этот иностранный титул в соединении с такой русской фамилией. — Это Павел за что-то наградил его
дедушку, — кажется, камер-лакея, — этим титулом. Чем-то очень угодил ему. — Сделать его бароном,
моему нраву не препятствуй. Так и пошел: барон Воробьев. И очень гордится этим. А большой пройдоха.
Ваш
дедушка у нас его отнял; выехал верхом, показал рукой, говорит: «
Мое владенье», — и завладел.