Неточные совпадения
Я впервые вижу ее такою, — она была
всегда строгая, говорила мало; она чистая, гладкая и большая,
как лошадь; у нее жесткое тело и страшно сильные руки.
Стертые вьюгами долгих зим, омытые бесконечными дождями осени, слинявшие дома нашей улицы напудрены пылью; они жмутся друг к другу,
как нищие на паперти, и тоже, вместе со мною, ждут кого-то, подозрительно вытаращив окна. Людей немного, двигаются они не спеша, подобно задумчивым тараканам на шестке печи. Душная теплота поднимается ко мне; густо слышны нелюбимые мною запахи пирогов с зеленым луком, с морковью; эти запахи
всегда вызывают у меня уныние.
Утром, перед тем
как встать в угол к образам, он долго умывался, потом, аккуратно одетый, тщательно причесывал рыжие волосы, оправлял бородку и, осмотрев себя в зеркало, одернув рубаху, заправив черную косынку за жилет, осторожно, точно крадучись, шел к образам. Становился он
всегда на один и тот же сучок половицы, подобный лошадиному глазу, с минуту стоял молча, опустив голову, вытянув руки вдоль тела,
как солдат. Потом, прямой и тонкий, внушительно говорил...
Дед водил меня в церковь: по субботам — ко всенощной, по праздникам — к поздней обедне. Я и во храме разделял, когда
какому богу молятся: всё, что читают священник и дьячок, — это дедову богу, а певчие поют
всегда бабушкину.
Иногда он прерывал работу, садился рядом со мною, и мы долго смотрели в окно,
как сеет дождь на крыши, на двор, заросший травою,
как беднеют яблони, теряя лист. Говорил Хорошее Дело скупо, но
всегда какими-то нужными словами; чаще же, желая обратить на что-либо мое внимание, он тихонько толкал меня и показывал глазом, подмигивая.
И
всегда его краткие замечания падали вовремя, были необходимы, — он
как будто насквозь видел всё, что делалось в сердце и голове у меня, видел все лишние, неверные слова раньше, чем я успевал сказать их, видел и отсекал прочь двумя ласковыми ударами...
С того дня у нас возникла молчаливая, злая война: он старался будто нечаянно толкнуть меня, задеть вожжами, выпускал моих птиц, однажды стравил их кошке и по всякому поводу жаловался на меня деду,
всегда привирая, а мне всё чаще казалось, что он такой же мальчишка,
как я, только наряжен стариком.
Знакомство с барчуками продолжалось, становясь всё приятней для меня. В маленьком закоулке, между стеною дедова дома и забором Овсянникова, росли вяз, липа и густой куст бузины; под этим кустом я прорезал в заборе полукруглое отверстие, братья поочередно или по двое подходили к нему, и мы беседовали тихонько, сидя на корточках или стоя на коленях. Кто-нибудь из них
всегда следил,
как бы полковник не застал нас врасплох.
Они рассказывали о своей скучной жизни, и слышать это мне было очень печально; говорили о том,
как живут наловленные мною птицы, о многом детском, но никогда ни слова не было сказано ими о мачехе и отце, — по крайней мере я этого не помню. Чаще же они просто предлагали мне рассказать сказку; я добросовестно повторял бабушкины истории, а если забывал что-нибудь, то просил их подождать, бежал к бабушке и спрашивал ее о забытом. Это
всегда было приятно ей.
Он так часто и грустно говорил: было, была, бывало, точно прожил на земле сто лет, а не одиннадцать. У него были, помню, узкие ладони, тонкие пальцы, и весь он — тонкий, хрупкий, а глаза — очень ясные, но кроткие,
как огоньки лампадок церковных. И братья его были тоже милые, тоже вызывали широкое доверчивое чувство к ним, —
всегда хотелось сделать для них приятное, но старший больше нравился мне.
Это было так красиво, что неудача охоты не вызывала досаду; охотник я был не очень страстный, процесс нравился мне
всегда больше, чем результат; я любил смотреть,
как живут пичужки, и думать о них.
И крепко, гулко ударил себя кулаком в грудь; мне это не понравилось, мне вообще не нравилось,
как он говорит с богом,
всегда будто хвастаясь пред ним.
Не люблю нищих
И дедушку — тоже,
Как тут быть?
Прости меня, боже!
Дед
всегда ищет,
За что меня бить…
— Старый ты дурак, — спокойно сказала бабушка, поправляя сбитую головку. — Буду я молчать,
как же!
Всегда всё, что узнаю про затеи твои, скажу ей…
Я забрался в угол, в кожаное кресло, такое большое, что в нем можно было лежать, — дедушка
всегда хвастался, называя его креслом князя Грузинского, — забрался и смотрел,
как скучно веселятся большие,
как странно и подозрительно изменяется лицо часовых дел мастера.
Ко мне ходила только бабушка кормить меня с ложки,
как ребенка, рассказывать бесконечные,
всегда новые сказки.
Ночами, бессонно глядя сквозь синие окна,
как медленно плывут по небу звезды, я выдумывал какие-то печальные истории, — главное место в них занимал отец, он
всегда шел куда-то, один, с палкой в руке, и — мохнатая собака сзади его…
Подобралась дружная ватага: десятилетний сын нищей мордовки Санька Вяхирь, мальчик милый, нежный и
всегда спокойно веселый; безродный Кострома, вихрастый, костлявый, с огромными черными глазами, — он впоследствии, тринадцати лет, удавился в колонии малолетних преступников, куда попал за кражу пары голубей; татарчонок Хаби, двенадцатилетний силач, простодушный и добрый; тупоносый Язь, сын кладбищенского сторожа и могильщика, мальчик лет восьми, молчаливый,
как рыба, страдавший «черной немочью», а самым старшим по возрасту был сын портнихи-вдовы Гришка Чурка, человек рассудительный, справедливый и страстный кулачный боец; все — люди с одной улицы.
Он очень часто говорил про женщин и
всегда — грязно, но было в его рассказах что-то спрашивающее, жалобное, он
как бы приглашал нас думать с ним, и мы слушали его внимательно. Говорил он неумело, бестолково, часто перебивая свою речь вопросами, но от его рассказов оставались в памяти какие-то беспокоящие осколки и обломки...
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен
всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом —
как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Анна Андреевна. Вот хорошо! а у меня глаза разве не темные? самые темные.
Какой вздор говорит!
Как же не темные, когда я и гадаю про себя
всегда на трефовую даму?
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом
каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что
всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Анна Андреевна. Ты, Антоша,
всегда готов обещать. Во-первых, тебе не будет времени думать об этом. И
как можно и с
какой стати себя обременять этакими обещаниями?
Осип, слуга, таков,
как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его
всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.