Неточные совпадения
И всякое горе — как пыль по ветру;
до того люди запевались,
что, бывало, и каша вон из котла бежит; тут кашевара по лбу половником надо бить: играй как хошь, а дело помни!
Рассказывал он вплоть
до вечера, и, когда ушел, ласково простясь со мной, я знал,
что дедушка не злой и не страшен. Мне
до слез трудно было вспоминать,
что это он так жестоко избил меня, но и забыть об этом я не мог.
Посещение деда широко открыло дверь для всех, и с утра
до вечера кто-нибудь сидел у постели, всячески стараясь позабавить меня; помню,
что это не всегда было весело и забавно.
Они были неистощимы в таких выдумках, но мастер всё сносил молча, только крякал тихонько да, прежде
чем дотронуться
до утюга, ножниц, щипцов или наперстка, обильно смачивал пальцы слюною. Это стало его привычкой; даже за обедом, перед тем как взять нож или вилку, он муслил пальцы, возбуждая смех детей. Когда ему было больно, на его большом лице являлась волна морщин и, странно скользнув по лбу, приподняв брови, пропадала где-то на голом черепе.
Особенно напряженно слушал Саша Михаилов; он всё вытягивался в сторону дяди, смотрел на гитару, открыв рот, и через губу у него тянулась слюна. Иногда он забывался
до того,
что падал со стула, тыкаясь руками в пол, и, если это случалось, он так уж и сидел на полу, вытаращив застывшие глаза.
Это удивляло меня
до онемения: бабушка была вдвое крупнее деда, и не верилось,
что он может одолеть ее.
А мне не казалось,
что мы живем тихо; с утра
до позднего вечера на дворе и в доме суматошно бегали квартирантки, то и дело являлись соседки, все куда-то торопились и, всегда опаздывая, охали, все готовились к чему-то и звали...
Мне кажется,
что в доме на Полевой улице дед жил не более года — от весны
до весны, но и за это время дом приобрел шумную славу; почти каждое воскресенье к нашим воротам сбегались мальчишки, радостно оповещая улицу...
Почти каждый день на дворе, от полудня
до вечера, играли трое мальчиков, одинаково одетые в серые куртки и штаны, в одинаковых шапочках, круглолицые, сероглазые, похожие друг на друга
до того,
что я различал их только по росту.
Много раз сидел я на дереве над забором, ожидая,
что вот они позовут меня играть с ними, — а они не звали. Мысленно я уже играл с ними, увлекаясь иногда
до того,
что вскрикивал и громко смеялся, тогда они, все трое, смотрели на меня, тихонько говоря о чем-то, а я, сконфуженный, спускался на землю.
Несколько вечеров подряд она рассказывала историю отца, такую же интересную, как все ее истории: отец был сыном солдата, дослужившегося
до офицеров и сосланного в Сибирь за жестокость с подчиненными ему; там, где-то в Сибири, и родился мой отец. Жилось ему плохо, уже с малых лет он стал бегать из дома; однажды дедушка искал его по лесу с собаками, как зайца; другой раз, поймав, стал так бить,
что соседи отняли ребенка и спрятали его.
После говорит он мне: «Ну, Акулина, гляди же: дочери у тебя больше нет нигде, помни это!» Я одно свое думаю: ври больше, рыжий, — злоба —
что лед,
до тепла живет!
Встречайте, шепчет он, Якова с Михайлой первая, научите их — говорили бы,
что разошлись со мной на Ямской, сами они пошли
до Покровки, а я, дескать, в Прядильный проулок свернул!
Обаятельно лежать вверх лицом, следя, как разгораются звезды, бесконечно углубляя небо; эта глубина, уходя всё выше, открывая новые звезды, легко поднимает тебя с земли, и — так странно — не то вся земля умалилась
до тебя, не то сам ты чудесно разросся, развернулся и плавишься, сливаясь со всем,
что вокруг.
— А
до меня слух дошел, Евгений Васильев, сударь,
что пожара-то не было, а просто ты в карты проиграл всё…
В изумлении, в бешеной обиде я так привскочил на полатях,
что ударился головою о потолок и сильно прикусил
до крови язык себе.
И есть другая, более положительная причина, понуждающая меня рисовать эти мерзости. Хотя они и противны, хотя и давят нас,
до смерти расплющивая множество прекрасных душ, — русский человек все-таки настолько еще здоров и молод душою,
что преодолевает и преодолеет их.
Ну уж мне, старухе, давно бы пора сложить старые кости на покой; а то вот
до чего довелось дожить: старого барина — вашего дедушку, вечная память, князя Николая Михайловича, двух братьев, сестру Аннушку, всех схоронила, и все моложе меня были, мой батюшка, а вот теперь, видно, за грехи мои, и ее пришлось пережить.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья.
Что же
до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий. Эк куда хватили! Ещё умный человек! В уездном городе измена!
Что он, пограничный,
что ли? Да отсюда, хоть три года скачи, ни
до какого государства не доедешь.
Городничий (с неудовольствием).А, не
до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Хлестаков. Да
что? мне нет никакого дела
до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь,
до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь,
что у меня нет ни копейки.
Иной раз все
до последней рубашки спустит, так
что на нем всего останется сертучишка да шинелишка…