Неточные совпадения
Мне захотелось самому окрасить что-нибудь, и я сказал об этом Саше Яковову, серьезному мальчику; он всегда держался на виду у
взрослых, со всеми ласковый, готовый всем и всячески услужить.
Взрослые хвалили его за послушание, за ум, но дедушка смотрел на Сашу искоса и
говорил...
А Саша дяди Якова мог обо всем
говорить много и солидно, как
взрослый. Узнав, что я желаю заняться ремеслом красильщика, он посоветовал мне взять из шкапа белую праздничную скатерть и окрасить ее в синий цвет.
У Костромы было чувство брезгливости к воришкам, слово — «вор» он произносил особенно сильно и, когда видел, что чужие ребята обирают пьяных, — разгонял их, если же удавалось поймать мальчика — жестоко бил его. Этот большеглазый, невеселый мальчик воображал себя
взрослым, он ходил особенной походкой, вперевалку, точно крючник, старался
говорить густым, грубым голосом, весь он был какой-то тугой, надуманный, старый. Вяхирь был уверен, что воровство — грех.
Взрослые говорили о нем с сожалением, милостыню давали ему почтительно, Климу казалось, что они в чем-то виноваты пред этим нищим и, пожалуй, даже немножко боятся его, так же, как боялся Клим. Отец восхищался:
Неточные совпадения
Жена?.. Нынче только он
говорил с князем Чеченским. У князя Чеченского была жена и семья —
взрослые пажи дети, и была другая, незаконная семья, от которой тоже были дети. Хотя первая семья тоже была хороша, князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье. И он возил своего старшего сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это сказали в Москве?
Который же из двух? // «Ах! батюшка, сон в руку!» // И
говорит мне это вслух! // Ну, виноват! Какого ж дал я крюку! // Молчалин давеча в сомненье ввел меня. // Теперь… да в полмя из огня: // Тот нищий, этот франт-приятель; // Отъявлен мотом, сорванцом; // Что за комиссия, создатель, // Быть
взрослой дочери отцом! —
Когда
говорили интересное и понятное, Климу было выгодно, что
взрослые забывали о нем, но, если споры утомляли его, он тотчас напоминал о себе, и мать или отец изумлялись:
— Пермяков и еще двое
взрослых, незнакомых, не из кружка. Пермяков — самый грубый и… грязный. Он им
говорил: «Бейте насмерть!»
Вслушиваясь в беседы
взрослых о мужьях, женах, о семейной жизни, Клим подмечал в тоне этих бесед что-то неясное, иногда виноватое, часто — насмешливое, как будто говорилось о печальных ошибках, о том, чего не следовало делать. И, глядя на мать, он спрашивал себя: будет ли и она
говорить так же?