Неточные совпадения
Бил себя по щекам, по лбу,
в грудь и рыдал...
В горестном возбуждении доходя до слезливого воя, совался
в угол, к образам,
бил с размаху
в сухую, гулкую
грудь...
Когда я увидел его впервые, мне вдруг вспомнилось, как однажды, давно, еще во время жизни на Новой улице, за воротами гулко и тревожно
били барабаны, по улице, от острога на площадь, ехала, окруженная солдатами и народом, черная высокая телега, и на ней — на скамье — сидел небольшой человек
в суконной круглой шапке,
в цепях; на
грудь ему повешена черная доска с крупной надписью белыми словами, — человек свесил голову, словно читая надпись, и качался весь, позванивая цепями.
Я слышал, как он ударил ее, бросился
в комнату и увидал, что мать, упав на колени, оперлась спиною и локтями о стул, выгнув
грудь, закинув голову, хрипя и страшно блестя глазами, а он, чисто одетый,
в новом мундире,
бьет ее
в грудь длинной своей ногою. Я схватил со стола нож с костяной ручкой
в серебре, — им резали хлеб, это была единственная вещь, оставшаяся у матери после моего отца, — схватил и со всею силою ударил вотчима
в бок.
Я совершенно искренно и вполне понимая, что говорю, сказал ей, что зарежу вотчима и сам тоже зарежусь. Я думаю, что сделал бы это, во всяком случае попробовал бы. Даже сейчас я вижу эту подлую длинную ногу, с ярким кантом вдоль штанины, вижу, как она раскачивается
в воздухе и
бьет носком
в грудь женщины.
В этом крике было что-то суровое, внушительное. Печальная песня оборвалась, говор стал тише, и только твердые удары ног о камни наполняли улицу глухим, ровным звуком. Он поднимался над головами людей, уплывая в прозрачное небо, и сотрясал воздух подобно отзвуку первого грома еще далекой грозы. Холодный ветер, все усиливаясь, враждебно нес встречу людям пыль и сор городских улиц, раздувал платье и волосы, слепил глаза,
бил в грудь, путался в ногах…
Невозможно представить себе ничего жесточе этого битья: его
били в грудь, под сердце, под ложечку, в живот; били много и долго и переставали только тогда, когда он терял все свои чувства и становился как мертвый.
Что делается со мною в ту минуту, когда Викентий Прокофьевич Пятницкий подносит список к глазам, — описать не решаюсь. Сердце
бьет в груди как добрый барабан… Страшный трепет, доходящий до лязганья зубами, до дрожи во всем теле, охватывает меня с головы до ног.
Неточные совпадения
— Тут Кифа Мокиевич
бил себя весьма сильно
в грудь кулаком и приходил
в совершенный азарт.
Все были
в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что
в нем
в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других,
бил себя
в грудь, плакал, ломал себе руки.
Стал я ему докладывать все, как было, и стал он по комнате сигать и себя
в грудь кулаком
бил: «Что вы, говорит, со мной, разбойники, делаете?
И стал он тут опять бегать, и все
бил себя
в грудь, и серчал, и бегал, а как об вас доложили, — ну, говорит, полезай за перегородку, сиди пока, не шевелись, что бы ты ни услышал, и стул мне туда сам принес и меня запер; может, говорит, я тебя и спрошу.
Народ подпрыгивал, размахивая руками, швырял
в воздух фуражки, шапки. Кричал он так, что было совершенно не слышно, как пара бойких лошадей губернатора Баранова
бьет копытами по булыжнику. Губернатор торчал
в экипаже, поставив колено на сиденье его, глядя назад, размахивая фуражкой, был он стального цвета, отчаянный и героический, золотые бляшки орденов блестели на его выпуклой
груди.