Неточные совпадения
В ласковый день бабьего лета Артамонов, усталый и сердитый, вышел в сад. Вечерело; в зеленоватом небе, чисто выметенном ветром, вымытом дождямии, таяло, не грея, утомлённое солнце осени. В углу сада возился Тихон Вялов, сгребая граблями опавшие листья, печальный, мягкий шорох плыл по саду; за деревьями ворчала
фабрика, серый дым лениво пачкал прозрачность воздуха. Чтоб не видеть дворника, не говорить с ним,
хозяин прошёл в противоположный угол сада, к бане; дверь в неё была не притворена.
Фабрика всё громче ворчала, дышала тревогами и заботами; жужжали сотни веретён, шептали станки; целый день, задыхаясь, пыхтели машины, над
фабрикой непрерывно кружился озабоченный трудовой гул; приятно было сознавать себя
хозяином всего этого, даже до удивления, до гордости приятно.
Он не мог поняты что же это, как же? Люди работают, гремят цепями дела, оглушая самих себя только для того, чтоб накопить как можно больше денег, а потом — жгут деньги, бросают их горстями к ногам распутных женщин? И всё это большие, солидные люди, женатые, детные,
хозяева огромных
фабрик.
Товарки певицы осторожно хихикали, опасливо оглядывались, за ними торжественно следовал
хозяин фабрики, столетний слепец Ермолаев, в черных кружочках очков на зеленоватом, длиннобородом лице усопшего.
И всем этим, по его мнению, школа обязана не
хозяевам фабрики, живущим за границей и едва ли даже знающим о существовании школы, а человеку, который, несмотря на свое немецкое происхождение и лютеранскую веру, имеет русскую душу.
Неточные совпадения
Все текло живо и совершалось размеренным ходом: двигались мельницы, валяльни, работали суконные
фабрики, столярные станки, прядильни; везде во все входил зоркий взгляд
хозяина и, как трудолюбивый паук, бегал хлопотливо, но расторопно, по всем концам своей хозяйственной паутины.
Я полтора года жил на канатной
фабрике, и мой
хозяин так полюбил меня, что не хотел пустить. И мне было хорошо. Я был тогда красивый мужчина, я был молодой, высокий рост, голубые глаза, римский нос… и Madam L… (я не могу сказать ее имени), жена моего
хозяина, была молоденькая, хорошенькая дама. И она полюбила меня.
— Истребляют людей работой, — зачем? Жизнь у человека воруют, — зачем, говорю? Наш
хозяин, — я на
фабрике Нефедова жизнь потерял, — наш
хозяин одной певице золотую посуду подарил для умывания, даже ночной горшок золотой! В этом горшке моя сила, моя жизнь. Вот для чего она пошла, — человек убил меня работой, чтобы любовницу свою утешить кровью моей, — ночной горшок золотой купил ей на кровь мою!
— Иной раз говорит, говорит человек, а ты его не понимаешь, покуда не удастся ему сказать тебе какое-то простое слово, и одно оно вдруг все осветит! — вдумчиво рассказывала мать. — Так и этот больной. Я слышала и сама знаю, как жмут рабочих на
фабриках и везде. Но к этому сызмала привыкаешь, и не очень это задевает сердце. А он вдруг сказал такое обидное, такое дрянное. Господи! Неужели для того всю жизнь работе люди отдают, чтобы
хозяева насмешки позволяли себе? Это — без оправдания!
А дело вот в чем, — продолжал Яков Петрович, обращаясь ко мне, — нужно было ихнему
хозяину съездить из городу на
фабрику; поехал он на лодке, а гребцами были вот эти два молодца.