Неточные совпадения
В Дрёмове живут
люди осторожные, никто из них не решился крикнуть ему, спросить: кто таков и что
делает?
— И Евсей, покойник, и Ульяна —
люди осторожные, зря они ничего не
делали, стало быть, тут есть тайность, стало быть, соблазнил их чем-то коршун этот, иначе они с ним разве породнились бы?
— Что ж ты
делаешь, Пётр Ильич, что ты — опозорить хочешь меня и дочь мою? Ведь утро наступает, скоро будить вас придут, надо девичью рубаху
людям показать, чтобы видели: дочь моя — честная!
Пётр тяжелее его, в Петре есть что-то мутное; ещё не понимает он, как много может
сделать смелый
человек.
И хотелось
сделать что-то удивительное, неожиданное для всех — хорошее, чтоб все
люди стали ласковее к ней, или злое, чтобы все они испугались. Но ни хорошего, ни плохого она не могла выдумать.
— Ну, а если
человека убьют при тебе, что ж ты тогда будешь
делать?
«Надо, чтоб тёща скорее переехала к нам, а Алексея — прочь. Наталью приласкать следует. „Гляди, как любят“. Так ведь это он не от любови, а от убожества своего в петлю полез. Хорошо, что он идёт в монахи, в
людях ему
делать нечего. Это — хорошо. Тихон — дурак, он должен был раньше сказать мне».
У него явилась потребность
сделать что-то хорошее, чем-то утешить
людей; подумав, дёрнув себя за ухо, он сказал...
— У нас — не строго. У нас — трудно. Даже и пьяницы завелись с той поры, как народ усердно стал посещать обитель. Пьют. Что
делать? Дышит мир и отравляет. Монахи — тоже
люди.
—
Человек сам тревог ищет, сам нужды хочет!
Делай своё дело, не форси умом — проживёшь спокойно!
Буйно качало, перебрасывая от радости к восхищению печалью, и минутами Петра Артамонова обнимал и жёг такой восторг, что ему хотелось
сделать что-то необыкновенное, потрясающее, убить кого-нибудь и, упав к ногам
людей, стоять на коленях пред ними, всенародно взывая...
«Дело
делать надо, больше ничего! — убеждал он себя. — Все
люди делом живы. Да».
— Вы достигнете того, что солнце будет восходить в небеса по свистку ваших фабрик и дымный день вылезать из болот, из лесов по зову машин, но — что
сделаете вы с
человеком?
Весёлый плотник умер за работой;
делал гроб утонувшему сыну одноглазого фельдшера Морозова и вдруг свалился мёртвым. Артамонов пожелал проводить старика в могилу, пошёл в церковь, очень тесно набитую рабочими, послушал, как строго служит рыжий поп Александр, заменивший тихого Глеба, который вдруг почему-то расстригся и ушёл неизвестно куда. В церкви красиво пел хор, созданный учителем фабричной школы Грековым,
человеком похожим на кота, и было много молодёжи.
Даже говоря о фабрике, они забывали о нём, а когда он им напоминал о себе,
люди эти слушали его молча, как будто соглашались с ним, но
делали всё по-своему и в крупном и в мелком.
Вот тоже Тихон; жестоко обиделся Пётр Артамонов, увидав, что брат взял дворника к себе после того, как Тихон пропадал где-то больше года и вдруг снова явился, притащив неприятную весть: брат Никита скрылся из монастыря неизвестно куда. Пётр был уверен, что старик знает, где Никита, и не говорит об этом лишь потому, что любит
делать неприятное. Из-за этого
человека Артамонов старший крепко поссорился с братом, хотя Алексей и убедительно защищал себя...
— Да — какое дело-то? — допытывался Артамонов старший, но ни бойкий брат, ни умный племянник не могли толково рассказать ему, из-за чего внезапно вспыхнула эта война. Ему было приятно наблюдать смятение всезнающих, самоуверенных
людей, особенно смешным казался брат, он вёл себя так непонятно, что можно было думать: эта нежданная война задевала, прежде всех, именно его, Алексея Артамонова, мешая ему
делать что-то очень важное.
Первые минуты опьянения были неприятны, хмель
делал мысли Петра о себе, о
людях ещё более едкими, горькими, окрашивал всю жизнь в злые, зелёно-болотные краски, придавал им кипучую быстроту; Артамонову казалось, что это кипение вертит, кружит его, а в следующую минуту перебросит через какой-то край.
— Что ж ты
делаешь, безумный
человек?
Люди — глупы уже потому, что почти все они, скрыто или явно, считают себя умнее его; они выдумывают очень много лишнего; возможно, что они
делают это по силе какой-то слепоты, каждый хочет отличиться от всех других, боясь потерять себя в
людях, боясь не видеть себя.
Особенно же и как-то подавляюще, страшно глуп этот носатый дятел Мирон; считая себя самым отличным умником в России, он, кажется, видит себя в будущем министром, и уже теперь не скрывает, что только ему одному ясно, что надо
делать, как все
люди должны думать.
Казалось, что и все чего-то боятся, грозят друг другу несчастиями, взаимно раздувают свои страхи, можно было думать даже так, что
люди боятся именно того, что они сами же и
делают, — своих мыслей и слов.
Привычный собеседник, обманутый
человек, оживлявший Артамонова уколами своих мыслишек, — исчез, умер. И хорошо
сделал, — думать старику было трудно, не хотелось, да он давно уже понял, что и бесполезно думать, потому что понять ничего нельзя. Куда исчезли все: Яков, Татьяна, зять?
Он молился, просил Бога помочь ему, вселиться в него и очистить его, а между тем то, о чем он просил, уже совершилось. Бог, живший в нем, проснулся в его сознании. Он почувствовал себя Им и потому почувствовал не только свободу, бодрость и радость жизни, но почувствовал всё могущество добра. Всё, всё самое лучшее, что только мог
сделать человек, он чувствовал себя теперь способным сделать.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого
человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все
сделать, все, все, все!
Городничий (вытянувшись и дрожа всем телом).Помилуйте, не погубите! Жена, дети маленькие… не
сделайте несчастным
человека.
Стародум(один). Он, конечно, пишет ко мне о том же, о чем в Москве
сделал предложение. Я не знаю Милона; но когда дядя его мой истинный друг, когда вся публика считает его честным и достойным
человеком… Если свободно ее сердце…
Дворянин, например, считал бы за первое бесчестие не
делать ничего, когда есть ему столько дела: есть
люди, которым помогать; есть отечество, которому служить.
Степени знатности рассчитаю я по числу дел, которые большой господин
сделал для отечества, а не по числу дел, которые нахватал на себя из высокомерия; не по числу
людей, которые шатаются в его передней, а по числу
людей, довольных его поведением и делами.