Но сердце, полное Наиной, // Под
шумом битвы и пиров, // Томилось тайною кручиной, // Искало финских берегов.
Проходит
шум битвы; убитый Сисара лежит, лежит с ним и все его войско, а Девора опять стоит под своею пальмою, и Варак у ног ее, и поет Девора:
Тебя добыть не мыслил я тогда, // Но образ твой светил мне как звезда, // Приковывал мои невольно взоры — // И в
шуме битв, в пылу кипящих сил, // Я, рыцаря заслуживая шпоры, // Тебе, царевна, мысленно служил!
По-прежнему моросивший холодный дождь приятно освежал горевшую голову. Небольшой болотистый лесок стал заметно редеть. Все менее слышным становился
шум битвы. Удалялось громовое «ура», треск ружейных выстрелов и беспорядочный гул погони.
На следующее утро Пантака, идя через лес, услыхал
шум битвы и, придя на этот шум, увидал много разбойников, которые с бешенством нападали на своего атамана Магадуту.
Неточные совпадения
Тарас уже видел то по движенью и
шуму в городе и расторопно хлопотал, строил, раздавал приказы и наказы, уставил в три таборы курени, обнесши их возами в виде крепостей, — род
битвы, в которой бывали непобедимы запорожцы; двум куреням повелел забраться в засаду: убил часть поля острыми кольями, изломанным оружием, обломками копьев, чтобы при случае нагнать туда неприятельскую конницу.
«Вре-ешь, вре-ешь, — твердил, задыхаясь, Бирюк, — не уйдешь…» Я бросился в направлении
шума и прибежал, спотыкаясь на каждом шагу, на место
битвы.
И вот, в час веселья, разгула, гордых воспоминаний о
битвах и победах, в
шуме музыки и народных игр пред палаткой царя, где прыгали бесчисленные пестрые шуты, боролись силачи, изгибались канатные плясуны, заставляя думать, что в их телах нет костей, состязаясь в ловкости убивать, фехтовали воины и шло представление со слонами, которых окрасили в красный и зеленый цвета, сделав этим одних — ужасными и смешными — других, — в этот час радости людей Тимура, пьяных от страха пред ним, от гордости славой его, от усталости побед, и вина, и кумыса, — в этот безумный час, вдруг, сквозь
шум, как молния сквозь тучу, до ушей победителя Баязета-султана [Баязет-султан — Боязид 1, по прозвищу Йылдырым — «Молния» (1347–1402).
Короткие рыжие волосы не скрывали странной и необыкновенной формы его черепа: точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится
шум кровавых и беспощадных
битв.