Комнатка ее помещалась слева, через коридорчик от
комнаты тети Павлы. Из передней — ход в кабинет отца; в глубине — гостиная и спальня тети Марфы, просторная, с запахом наливок, самая «симпатичная», как называла ее Саня.
И на Саню каждое после обеда в
комнате тети Марфы нападало особое состояние, вместе с запахом от стен какими-то травами, от лакомств, кофе с густыми пенками и наливок. Ей сейчас же захочется болтать, смеяться, петь, целоваться.
За рекой поднималась дымка тумана. Оттуда тянуло запахом поемных лугов. Ей дышалось легко-легко, и голова была возбуждена. И не на тот лад, как всегда, после сиденья в
комнате тети Марфы за лакомствами и наливками.
Ей стало стыдно сильнее, чем за обедом, и как не бывало ни разу прежде, особенно после угощений в
комнате тети Марфы. Сегодня она не выпила ни глотка наливки. Ведь она приучалась к сладкому хмелю. Нянька Федосеевна стала это замечать и еще третьего дня стыдила ее, что из нее хотят сделать „негодницу“ и добиться того, чтобы отец выгнал ее… Она раскричалась на няньку и даже — в первый раз — затопала ногами. А вдруг как это правда?
Неточные совпадения
—
Тетя! — раздался из соседней
комнаты голос Татьяны.
В четверг, на Масленице,
тетя Соня вошла в игральную
комнату. Она объявила, что, так как дети были умны, она, проездом в город, желает купить им игрушек.
Тетя Соня долго не могла оторваться от своего места. Склонив голову на ладонь, она молча, не делая уже никаких замечаний, смотрела на детей, и кроткая, хотя задумчивая улыбка не покидала ее доброго лица. Давно уже оставила она мечты о себе самой: давно примирилась с неудачами жизни. И прежние мечты свои, и ум, и сердце — все это отдала она детям, так весело играющим в этой
комнате, и счастлива она была их безмятежным счастьем…
Каждый раз, как
тетя Соня выходила из детских
комнат и спустя несколько времени возвращалась назад, она всегда встречалась с голубыми глазами племянницы; глаза эти пытливо, беспокойно допрашивали и как бы говорили ей: «Ты,
тетя, ты ничего, я знаю; а вот что там будет, что пап́а и мам́а говорят…»
И когда потом
тетя вышла, Вера стояла среди своей
комнаты, не зная, одеваться ей или опять лечь. Противная постель, глянешь в окно — там голые деревья, серый снег, противные галки, свиньи, которых съест дедушка…