Неточные совпадения
Тут я расхохотался до того, что, боясь свалиться
с ног, повис на ручке двери, дверь отворилась, я угодил головой в стекло и вышиб его. Приказчик топал на меня ногами, хозяин стучал по голове моей тяжелым золотым перстнем, Саша пытался трепать мои уши, а
вечером, когда мы шли домой, строго внушал мне...
Хромую девушку я увидал
вечером, в тот же день. Сходя
с крыльца на двор, она уронила костыль и беспомощно остановилась на ступенях, вцепившись в струну перил прозрачными руками, тонкая, слабенькая. Я хотел поднять костыль, но забинтованные руки действовали плохо, я долго возился и досадовал, а она, стоя выше меня, тихонько смеялась...
С этого
вечера мы часто сиживали в предбаннике. Людмила, к моему удовольствию, скоро отказалась читать «Камчадалку». Я не мог ответить ей, о чем идет речь в этой бесконечной книге, — бесконечной потому, что за второй частью,
с которой мы начали чтение, явилась третья; и девочка говорила мне, что есть четвертая.
Вечерами, по праздникам, одев голубую рубаху, плисовые шаровары и ярко начищенные сапоги, он выходил к воротам
с большой гармоникой, закинутой на ремне за спину, и становился точно солдат в позиции «на караул».
Вечером, у ворот, я
с тоскою поведал Людмиле о том, что увидел утром, но это не произвело на нее заметного впечатления.
Она говорила разумно, как все бабы нашей улицы, и, должно быть,
с этого
вечера я потерял интерес к ней; да и жизнь пошла так, что я все реже встречал подругу.
С утра до
вечера они пьют, едят и пачкают множество посуды, ножей, вилок, ложек; моя работа — мыть посуду, чистить вилки и ножи, я занимаюсь этим
с шести часов утра и почти вплоть до полуночи.
Он жестоко пил водку, но никогда не пьянел. Начинал пить
с утра, выпивая бутылку в четыре приема, и вплоть до
вечера сосал пиво. Лицо у него постепенно бурело, темные глаза изумленно расширялись.
Под
вечер с какой-то маленькой пристани к нам на пароход села краснорожая баба
с девицей в желтом платке и розовой новой кофте. Обе они были выпивши, — баба улыбалась, кланялась всем и говорила на о́, точно дьякон...
Все они такие же тихие, ленивые, как всегда;
с утра до
вечера они медленно толкутся на пароходе, как мошки или пылинки в лучах солнца.
Вечером, когда дед сел читать на псалтырь, я
с бабушкой вышел за ворота, в поле; маленькая, в два окна, хибарка, в которой жил дед, стояла на окраине города, «на задах» Канатной улицы, где когда-то у деда был свой дом.
Но как-то раз, темным
вечером, я пришел
с клетками в трактир на Старой Сенной площади, — трактирщик был страстный любитель певчих птиц и часто покупал их у меня.
Муж
с утра до позднего
вечера был на службе, жена, похожая на девочку-подростка, раза два в неделю днем выходила в библиотеку.
Ее постоянно окружали офицеры дивизии, стоявшей в городе, по
вечерам у нее играли на пианино и скрипке, на гитарах, танцевали и пели. Чаще других около нее вертелся на коротеньких ножках майор Олесов, толстый, краснорожий, седой и сальный, точно машинист
с парохода. Он хорошо играл на гитаре и вел себя, как покорный, преданный слуга дамы.
Бабушка
с утра до
вечера занята хозяйством вместе
с Тюфяевым, угрюмо немым, и толстой, косоглазой горничной; няньки у ребенка не было, девочка жила почти беспризорно, целыми днями играя на крыльце или на куче бревен против него.
Я часто по
вечерам выходил играть
с нею и очень полюбил девочку, а она быстро привыкла ко мне и засыпала на руках у меня, когда я рассказывал ей сказку.
В веселый день Троицы я, на положении больного,
с полудня был освобожден от всех моих обязанностей и ходил по кухням, навещая денщиков. Все, кроме строгого Тюфяева, были пьяны; перед
вечером Ермохин ударил Сидорова поленом по голове, Сидоров без памяти упал в сенях, испуганный Ермохин убежал в овраг.
Он ловко играл в карты на деньги и удивлял своим обжорством; как голодная собака, он постоянно терся около кухни, выпрашивая куски мяса, кости, а по
вечерам пил чай
с Медвежонком и рассказывал про себя удивительные истории.
Однажды у старухи пассажирки кто-то вытащил кошель
с деньгами; было это ясным, тихим
вечером, все люди жили добродушно и мирно. Капитан дал старухе пять рублей, пассажиры тоже собрали между собою сколько-то; когда деньги отдали старухе, она, крестясь и кланяясь в пояс людям, сказала...
— Дни теперя коротенькие,
вечера длинные, так ты
с утра будешь в лавку ходить, мальчиком при лавке постоишь, а
вечерами — учись!
Вечером, выбрав время, я
с жаром рассказал о нем старшему мастеру иконописной, тихому и ласковому Ивану Ларионовичу; он выслушал меня и объяснил...
Моя обязанности в мастерской были несложны: утром, когда еще все спят, я должен был приготовить мастерам самовар, а пока они пили чай в кухне, мы
с Павлом прибирали мастерскую, отделяли для красок желтки от белков, затем я отправлялся в лавку.
Вечером меня заставляли растирать краски и «присматриваться» к мастерству. Сначала я «присматривался»
с большим интересом, но скоро понял, что почти все, занятые этим раздробленным на куски мастерством, не любят его и страдают мучительней скукой.
В такие
вечера — книги не помогали, и тогда мы
с Павлом старались развлечь людей своими средствами: мазали рожи себе сажей, красками, украшались пенькой и, разыгрывая разные комедии, сочиненные нами, героически боролись со скукой, заставляя людей смеяться. Вспомнив «Предание о том, как солдат спас Петра Великого», я изложил эту книжку в разговорной форме, мы влезали на полати к Давидову и лицедействовали там, весело срубая головы воображаемым шведам; публика — хохотала.
Над весенним шумом, почти непрерывно
с утра до
вечера, течет великопостный звон, покачивая сердце мягкими толчками, — в этом звоне, как в речах старика, скрыто нечто обиженное, кажется, что колокола обо всем говорят
с холодным унынием...
С утра до
вечера она жевала, ее карманы всегда были набиты пряниками, лепешками, челюсти неустанно двигались, — смотреть на ее пустое лицо
с беспокойными серенькими глазками было неприятно.
Бабы тебя не касаются,
с утра ты ушел,
вечером пришел; бабы — мимо!
— Едем в Кунавино! Я останусь там до
вечера, а ты скажешь дома, что я
с подрядчиками задержался…
Возвращаясь
вечером с ярмарки, я останавливался на горе, у стены кремля, и смотрел, как за Волгой опускается солнце, текут в небесах огненные реки, багровеет и синеет земная, любимая река. Иногда в такие минуты вся земля казалась огромной арестантской баржей; она похожа на свинью, и ее лениво тащит куда-то невидимый пароход.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще
с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Неточные совпадения
Однако Клима Лавина // Крестьяне полупьяные // Уважили: «Качать его!» // И ну качать… «Ура!» // Потом вдову Терентьевну //
С Гаврилкой, малолеточком, // Клим посадил рядком // И жениха
с невестою // Поздравил! Подурачились // Досыта мужики. // Приели все, все припили, // Что господа оставили, // И только поздним
вечером // В деревню прибрели. // Домашние их встретили // Известьем неожиданным: // Скончался старый князь! // «Как так?» — Из лодки вынесли // Его уж бездыханного — // Хватил второй удар! —
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит, поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую //
С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к
вечеру покинули // Бурливое село…
С Агапом пил до
вечера, // Обнявшись, до полуночи // Деревней
с ним гулял, // Потом опять
с полуночи // Поил его — и пьяного // Привел на барский двор.
Поедешь ранним
вечером, // Так утром вместе
с солнышком // Поспеешь на базар.
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все и избаловано. Вить у него нет того смыслу, чтоб в доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка.
С утра до
вечера, как за язык повешена, рук не покладываю: то бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!