Неточные совпадения
Часто, проводив знакомую покупательницу вежливыми поклонами и любезными словами, они
говорили о ней грязно и бесстыдно, вызывая у меня желание выбежать на улицу и, догнав
женщину, рассказать, как
говорят о ней.
Дед, бабушка да и все люди всегда
говорили, что в больнице морят людей, — я считал свою жизнь поконченной. Подошла ко мне
женщина в очках и тоже в саване, написала что-то на черной доске в моем изголовье, — мел сломался, крошки его посыпались на голову мне.
— Да разве можно при нем так
говорить, дурак ты длинноволосый! Что же я для него, после этих слов? Я
женщина беременная.
Об отношениях мужчин к
женщинам она
говорила всегда изумительно грязно; сначала ее речи вызывали у меня отвращение, но скоро я привык слушать их внимательно, с большим интересом, чувствуя за этими речами какую-то тяжкую правду.
О силе
женщины она могла
говорить без конца, и мне всегда казалось, что этими разговорами она хочет кого-то напугать. Я особенно запомнил, что «Ева — бога обманула».
Толстый, лысенький Яков Иваныч
говорит только о
женщинах и всегда — грязно.
Казак с великим усилием поднимал брови, но они вяло снова опускались. Ему было жарко, он расстегнул мундир и рубаху, обнажив шею.
Женщина, спустив платок с головы на плечи, положила на стол крепкие белые руки, сцепив пальцы докрасна. Чем больше я смотрел на них, тем более он казался мне провинившимся сыном доброй матери; она что-то
говорила ему ласково и укоризненно, а он молчал смущенно, — нечем было ответить на заслуженные упреки.
Я сажусь на стул около двери уборной и
говорю; мне приятно вспоминать о другой жизни в этой, куда меня сунули против моей воли. Я увлекаюсь, забываю о слушателях, но — ненадолго;
женщины никогда не ездили на пароходе и спрашивают меня...
Было странно и неловко слушать, что они сами о себе
говорят столь бесстыдно. Я знал, как
говорят о
женщинах матросы, солдаты, землекопы, я видел, что мужчины всегда хвастаются друг перед другом своей ловкостью в обманах
женщин, выносливостью в сношениях с ними; я чувствовал, что они относятся к «бабам» враждебно, но почти всегда за рассказами мужчин о своих победах, вместе с хвастовством, звучало что-то, позволявшее мне думать, что в этих рассказах хвастовства и выдумки больше, чем правды.
Женщины кричали, перебивая друг друга, Виктор подозрительно нюхал страницы и
говорил...
Дома меня встретили как именинника,
женщины заставили подробно рассказать, как доктор лечил меня, что он
говорил, — слушали и ахали, сладостно причмокивая, морщась. Удивлял меня этот их напряженный интерес к болезням, к боли и ко всему неприятному!
На дворе
говорят об этой
женщине все хуже, насмешливее и злее. Мне очень обидно слышать эти россказни, грязные и, наверное, лживые; за глаза я жалею
женщину, мне боязно за нее. Но когда, придя к ней, я вижу ее острые глазки, кошачью гибкость маленького тела и это всегда праздничное лицо, — жалость и страх исчезают, как дым.
Я был здоров, силен, хорошо знал тайны отношений мужчины к
женщине, но люди
говорили при мне об этих тайнах с таким бессердечным злорадством, с такой жестокостью, так грязно, что эту
женщину я не мог представить себе в объятиях мужчины, мне трудно было думать, что кто-то имеет право прикасаться к ней дерзко и бесстыдно, рукою хозяина ее тела. Я был уверен, что любовь кухонь и чуланов неведома Королеве Марго, она знает какие-то иные, высшие радости, иную любовь.
Я заметил, что он редко
говорит: хорошо, плохо, скверно, но почти всегда: забавно, утешно, любопытно. Красивая
женщина для него — забавная бабочка, хороший солнечный день — утешный денек. А чаще всего он
говорил...
За кормою, вся в пене, быстро мчится река, слышно кипение бегущей воды, черный берег медленно провожает ее. На палубе храпят пассажиры, между скамей — между сонных тел — тихо двигается, приближаясь к нам, высокая, сухая
женщина в черном платье, с открытой седой головою, — кочегар, толкнув меня плечом,
говорит тихонько...
Палубные пассажиры, матросы, все люди
говорили о душе так же много и часто, как о земле, — работе, о хлебе и
женщинах. Душа — десятое слово в речах простых людей, слово ходовое, как пятак. Мне не нравится, что слово это так прижилось на скользких языках людей, а когда мужики матерщинничают, злобно и ласково, поганя душу, — это бьет меня по сердцу.
Старик Гоголев, заикаясь от восторга, хвалит красоту
женщины — точно дьячок акафист читает, она слушает, благосклонно улыбаясь, а когда он запутается в словах — она
говорит о себе...
— Вы, такой прекрасный молодец, очень хорошо знаете про любовь, —
говорит женщина просто.
Он вплоть до ужина беспокойно и несвойственно ему вертелся на табурете, играл пальцами и непонятно
говорил о демоне, о
женщинах и Еве, о рае и о том, как грешили святые.
Позднее, прислушавшись к их беседам, я узнал, что они
говорят по ночам о том же, о чем люди любят
говорить и днем: о боге, правде, счастье, о глупости и хитрости
женщин, о жадности богатых и о том, что вся жизнь запутана, непонятна.
Я слишком много стал думать о
женщинах и уже решал вопрос: а не пойти ли в следующий праздник туда, куда все ходят? Это не было желанием физическим, — я был здоров и брезглив, но порою до бешенства хотелось обнять кого-то ласкового, умного и откровенно, бесконечно долго
говорить, как матери, о тревогах души.
Горбатый Ефимушка казался тоже очень добрым и честным, но всегда — смешным, порою — блаженным, даже безумным, как тихий дурачок. Он постоянно влюблялся в разных
женщин и обо всем
говорил одними и теми же словами...
Насмешки нимало не задевали кровельщика, его скуластое лицо становилось сонным, он
говорил, точно в бреду, сладкие слова текли пьяным потоком и заметно опьяняли
женщин. Наконец какая-нибудь постарше
говорила удивленно подругам...
Кроме
женщин, Ефимушка ни о чем не
говорит, и работник он неровный — то работает отлично, споро, то у него не ладится, деревянный молоток клеплет гребни лениво, небрежно, оставляя свищи. От него всегда пахнет маслом, ворванью; но у него есть свой запах, здоровый и приятный, он напоминает запах свежесрубленного дерева.
О
женщинах он
говорит тоже меньше, не столь грубо, более дружелюбно.
Ему было лет за сорок; маленький, кривоногий, с животом беременной
женщины, он, усмехаясь, смотрел на меня лучистыми глазами, и было до ужаса странно видеть, что глаза у него — добрые, веселые. Драться он не умел, да и руки у него были короче моих, — после двух-трех схваток он уступал мне, прижимался спиною к воротам и
говорил...
Неточные совпадения
— Я, напротив, полагаю, что эти два вопроса неразрывно связаны, — сказал Песцов, — это ложный круг.
Женщина лишена прав по недостатку образования, а недостаток образования происходит от отсутствия прав. — Надо не забывать того, что порабощение
женщин так велико и старо, что мы часто не хотим понимать ту пучину, которая отделяет их от нас, —
говорил он.
С следующего дня, наблюдая неизвестного своего друга, Кити заметила, что М-llе Варенька и с Левиным и его
женщиной находится уже в тех отношениях, как и с другими своими protégés. Она подходила к ним, разговаривала, служила переводчицей для
женщины, не умевшей
говорить ни на одном иностранном языке.
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она вошла в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только
женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала
говорить с ним.
— Я больше тебя знаю свет, — сказала она. — Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты
говоришь, что он с ней
говорил об тебе. Этого не было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти
женщины остаются в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого не понимаю, но это так.
Кити испытывала особенную прелесть в том, что она с матерью теперь могла
говорить, как с равною, об этих самых главных вопросах в жизни
женщины.