Казак с великим усилием поднимал брови, но они вяло снова опускались. Ему было жарко, он расстегнул мундир и рубаху, обнажив шею. Женщина, спустив платок с головы на плечи, положила на стол крепкие белые руки, сцепив пальцы докрасна. Чем больше я смотрел на них, тем более он казался мне провинившимся сыном доброй матери; она что-то говорила ему ласково и укоризненно, а он молчал смущенно, — нечем
было ответить на заслуженные упреки.
Неточные совпадения
Я и до нее
был уверен, что высекут, а потому не стал
отвечать ей. Она фыркнула, точно кошка, и кошкой, бесшумно, ушла.
С этого вечера мы часто сиживали в предбаннике. Людмила, к моему удовольствию, скоро отказалась читать «Камчадалку». Я не мог
ответить ей, о чем идет речь в этой бесконечной книге, — бесконечной потому, что за второй частью, с которой мы начали чтение, явилась третья; и девочка говорила мне, что
есть четвертая.
— Я бы получше оделась, кабы вас троих не
было, сожрали вы меня, слопали, — безжалостно и точно сквозь слезы
отвечает мать, вцепившись глазами в большую, широкую вдову рогожника.
— Призывает того солдата полковой командир, спрашивает: «Что тебе говорил поручик?» Так он
отвечает все, как
было, — солдат обязан
отвечать правду. А поручик посмотрел на него, как на стену, и отвернулся, опустил голову. Да…
Я убежал на корму. Ночь
была облачная, река — черная; за кормою кипели две серые дорожки, расходясь к невидимым берегам; между этих дорожек тащилась баржа. То справа, то слева являются красные пятна огней и, ничего не
ответив, исчезают за неожиданными поворотами берега; после них становится еще более темно и обидно.
— Сколько
есть — все мое, —
ответил я, садясь у окна. Торжественно вынул из кармана коробку папирос и важно закурил.
Я молча удивляюсь: разве можно спрашивать, о чем человек думает? И нельзя
ответить на этот вопрос, — всегда думается сразу о многом: обо всем, что
есть перед глазами, о том, что видели они вчера и год тому назад; все это спутано, неуловимо, все движется, изменяется.
Потом все они сели
пить чай, разговаривали спокойно, но тихонько и осторожно. И на улице стало тихо, колокол уже не гудел. Два дня они таинственно шептались, ходили куда-то, к ним тоже являлись гости и что-то подробно рассказывали. Я очень старался понять — что случилось? Но хозяева прятали газету от меня, а когда я спросил Сидора — за что убили царя, он тихонько
ответил...
Мне
было очень трудно
ответить — нет, я думал, что это ее рассердит.
Нетовщина раздражала и, видимо, пугала его, но на вопрос: в чем
суть этого учения? — он
отвечал не очень вразумительно...
Ситанов спокойно молчал, усердно работая или списывая в тетрадку стихи Лермонтова; на это списывание он тратил все свое свободное время, а когда я предложил ему: «Ведь у вас деньги-то
есть, вы бы купили книгу!» — он
ответил...
Если он не
пел, то важно надувался, потирал пальцем мертвый, мороженый нос, а на вопросы
отвечал односложно, нехотя. Когда я подсел к нему и спросил о чем-то, он, не взглянув на меня, сказал...
С ним легко
было познакомиться, — стоило только предложить ему угощение; он требовал графин водки и порцию бычачьей печенки с красным перцем, любимое его кушанье; оно разрывало рот и все внутренности. Когда я попросил его сказать мне, какие нужно читать книги, он свирепо и в упор
ответил мне вопросом...
Сережа рассказал хорошо самые события, но, когда надо
было отвечать на вопросы о том, что прообразовали некоторые события, он ничего не знал, несмотря на то, что был уже наказан за этот урок.
— Да ты с ума сошел! Деспот! — заревел Разумихин, но Раскольников уже не отвечал, а может быть, и не в силах
был отвечать. Он лег на диван и отвернулся к стене в полном изнеможении. Авдотья Романовна любопытно поглядела на Разумихина; черные глаза ее сверкнули: Разумихин даже вздрогнул под этим взглядом. Пульхерия Александровна стояла как пораженная.
Неточные совпадения
Хозяйка не
ответила. // Крестьяне, ради случаю, // По новой чарке
выпили // И хором песню грянули // Про шелковую плеточку. // Про мужнину родню.
— У нас забота
есть. // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды. // Ты дай нам слово крепкое // На нашу речь мужицкую // Без смеху и без хитрости, // По правде и по разуму, // Как должно
отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем тебе…
Софья. Подумай же, как несчастно мое состояние! Я не могла и на это глупое предложение
отвечать решительно. Чтоб избавиться от их грубости, чтоб иметь некоторую свободу, принуждена
была я скрыть мое чувство.
— Об этом мы неизвестны, —
отвечали глуповцы, — думаем, что много всего должно
быть, однако допытываться боимся: как бы кто не увидал да начальству не пересказал!
— Если вы изволите
быть в нем настоятельницей, то я хоть сейчас готов дать обет послушания, — галантерейно
отвечал Грустилов.