Неточные совпадения
«
Яд», — скромно отвечала одна.
Однажды они явились, также в числе трех-четырех человек, на палубу голландского судна с фруктами, напитанными
ядом, и, отравив экипаж, потом нагрянули целой ватагой и овладели судном.
С наступлением ночи опять стало нервам больно, опять явилось неопределенное беспокойство до тоски от остроты наркотических испарений, от теплой мглы, от теснившихся в воображении призраков, от смутных дум. Нет, не вынесешь долго этой жизни среди роз,
ядов, баядерок, пальм, под отвесными стрелами, которые злобно мечет солнечный шар!
Сингапур — один из всемирных рынков, куда пока еще стекается все, что нужно и не нужно, что полезно и вредно человеку. Здесь необходимые ткани и хлеб, отрава и целебные травы. Немцы, французы, англичане, американцы, армяне, персияне, индусы, китайцы — все приехало продать и купить: других потребностей и целей здесь нет. Роскошь посылает сюда за тонкими
ядами и пряностями, а комфорт шлет платье, белье, кожи, вино, заводит дороги, домы, прорубается в глушь…
И от чая требуют того же, чего от индийских сой и перцев, то есть чего-то вроде
яда.
Бесстыдство этого скотолюбивого народа доходит до какого-то героизма, чуть дело коснется до сбыта товара, какой бы он ни был, хоть
яд!
Работа кипит: одни корабли приходят с экземплярами Нового завета, курсами наук на китайском языке, другие с
ядами всех родов, от самых грубых до тонких.
Что привьется скорее: спасение или
яд — неизвестно, но во всяком случае реформа начинается.
Неточные совпадения
Современники объясняют это огорчение тем, будто бы души его уже коснулся
яд единовластия; но это едва ли так.
Татьяна, милая Татьяна! // С тобой теперь я слезы лью; // Ты в руки модного тирана // Уж отдала судьбу свою. // Погибнешь, милая; но прежде // Ты в ослепительной надежде // Блаженство темное зовешь, // Ты негу жизни узнаешь, // Ты пьешь волшебный
яд желаний, // Тебя преследуют мечты: // Везде воображаешь ты // Приюты счастливых свиданий; // Везде, везде перед тобой // Твой искуситель роковой.
Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать —
яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
— Ты! Ты мне сам намекал; ты мне говорил об
яде… я знаю, ты за ним ездил… у тебя было готово… Это непременно ты… подлец!
Он начал спокойно, заранее радуясь всему
яду, который готовился вылить, а кончил в исступлении и задыхаясь, как давеча с Лужиным.