Неточные совпадения
А тут вдруг от прогулок в Петергоф и Парголово шагнуть к экватору, оттуда к пределам
Южного полюса, от
Южного к Северному, переплыть четыре океана, окружить пять материков и мечтать воротиться…
Дойдут ли когда-нибудь до вас эти строки, которые пишу, точно под шум столетней дубравы, хотя под
южным, но еще серым небом, пишу в теплом байковом пальто?
Когда мы обогнули восточный берег острова и повернули к
южному, нас ослепила великолепная и громадная картина, которая как будто поднималась из моря, заслонила собой и небо, и океан, одна из тех картин, которые видишь в панораме, на полотне, и не веришь, приписывая обольщению кисти.
Я не торопился на гору: мне еще ново было все в городе, где на всем лежит яркий,
южный колорит.
Недаром он говорит по-английски: даром
южный житель не пошевелит пальцем, а тут он шевелит языком, да еще по-английски.
Мне бросилась в глаза красота одной,
южная и горячая.
Норд-остовый пассат. — Острова Зеленого Мыса. — С.-Яго и Порто-Прайя. — Северный тропик. — Тропическая зима. — Штилевая полоса. — Экватор. —
Южный тропик и зюйд-остовый пассат. — Летучие рыбы и акулы. — Опять штили. — Масленица. — Образ жизни на фрегате. — Купанье. — Море и небо.
Каждый день во всякое время смотрел я на небо, на солнце, на море — и вот мы уже в 140 ‹
южной› широты, а небо все такое же, как у нас, то есть повыше, на зените, голубое, к горизонту зеленоватое.
«Что ж это вы, дед, насказали о тропических жарах, о невиданных ночах, о
Южном Кресте?
А
Южный Крест должен быть теперь здесь, вон за левой вантой!» — и он указал коротеньким пальцем на ванту.
Земля производит здесь кофе, хлопчатую бумагу, все
южные плоды, рис, а в засуху только морскую соль, которая и составляет одну из главных статей здешней промышленности.
Мы думали, что бездействие ветра протянется долгие дни, но опасения наши оправдались не здесь, а гораздо
южнее, по ту сторону экватора, где бы всего менее должно было ожидать штилей.
Но 3-го числа, в 8 часов утра, дед донес начальству, что мы уже в
южном полушарии: в пять часов фрегат пересек экватор в 18° западной долготы.
Плавание в
южном полушарии замедлялось противным зюйд-остовым пассатом; по меридиану уже идти было нельзя: диагональ отводила нас в сторону, все к Америке. 6-7 узлов был самый большой ход. «Ну вот вам и лето! — говорил дед, красный, весь в поту, одетый в прюнелевые ботинки, но, по обыкновению, застегнутый на все пуговицы. — Вот и акулы, вот и
Южный Крест, вон и «Магеллановы облака» и «Угольные мешки!» Тут уж особенно заметно целыми стаями начали реять над поверхностью воды летучие рыбы.
Находясь в равном расстоянии от обоих полюсов, стрелка ложится будто бы там параллельно экватору, а потом, по мере приближения к
Южному полюсу, принимает свое обыкновенное положение и только на полюсе становится совершенно вертикально.
Покойно, правда, было плавать в этом безмятежном царстве тепла и безмолвия: оставленная на столе книга, чернильница, стакан не трогались; вы ложились без опасения умереть под тяжестью комода или полки книг; но сорок с лишком дней в море! Берег сделался господствующею нашею мыслью, и мы немало обрадовались, вышедши, 16-го февраля утром, из
Южного тропика.
Солнце не успело еще догореть, вы не успели еще додумать вашей думы, а оглянитесь назад: на западе еще золото и пурпур, а на востоке сверкают и блещут уже миллионы глаз: звезды и звезды, и между ними скромно и ровно сияет
Южный Крест!
Но вы с любовью успокоиваетесь от нестерпимого блеска на четырех звездах
Южного Креста: они сияют скромно и, кажется, смотрят на вас так пристально и умно.
И про
Южный Крест, увидя его в первый, второй и третий раз, вы спросите: что в нем особенного?
Я писал вам, что нас захватили штили в
Южном тропике; после штилей наконец засвежело, да ведь как!
9-го мы думали было войти в Falsebay, но ночью проскользнули мимо и очутились миль за пятнадцать по ту сторону мыса. Исполинские скалы, почти совсем черные от ветра, как зубцы громадной крепости, ограждают
южный берег Африки. Здесь вечная борьба титанов — моря, ветров и гор, вечный прибой, почти вечные бури. Особенно хороша скала Hangklip. Вершина ее нагибается круто к средине, а основания выдается в море. Вершины гор состоят из песчаника, а основания из гранита.
— «Ну, где Россия?» — «В Кронштадте», — проворно сказал он. «В Европе, — поправил я, — а теперь мы приехали в Африку, на
южный ее край, на мыс Доброй Надежды».
«А ведь это самый
южный трактир отсюда по прямому пути до полюса, — сказал мне товарищ, — внесите это в вашу записную книжку».
Столовая гора, мрачная, серая, как все горы, окаймляющие
южный берег Африки, состоит из песчаника, почерневшего от солнца и воздуха.
День был удивительно хорош:
южное солнце, хотя и осеннее, не щадило красок и лучей; улицы тянулись лениво, домы стояли задумчиво в полуденный час и казались вызолоченными от жаркого блеска. Мы прошли мимо большой площади, называемой Готтентотскою, усаженной большими елями, наклоненными в противоположную от Столовой горы сторону, по причине знаменитых ветров, падающих с этой горы на город и залив.
Южная ночь таинственна, прекрасна, как красавица под черной дымкой: темна, нема; но все кипит и трепещет жизнью в ней, под прозрачным флером.
В
Южной Африке нет и этого: почва ее неблагодарна, произведения до сих пор так скудны, что едва покрывают издержки хлопот.
Все это окончательно восстановило голландцев, которых целое народонаселение двинулось массой к северу и, перешедши реку Вааль, заняло пустые, но прекрасные, едва ли не лучшие во всей
Южной Африке, пространства.
Они заняли пространства в 350 миль к северу от реки Вааль, захватив около полутора градуса
Южного тропика, — крайний предел, до которого достигла колонизация европейцев в Африке.
Хотя я и знал по описаниям, что Африка, не исключая и
южной оконечности, изобилует песками и горами, но воображение рисовало мне темные дебри, приюты львов, тигров, змей.
А в стихах: «Гнетет ли меня палящее северное солнце, или леденит мою кровь холодное, суровое дуновение
южного ветра, я терпеливо вынесу все, но не вынесу ни палящей ласки, ни холодного взора моей милой».
На
южной оконечности горы издалека был виден, как будто руками человеческими обточенный, громадный камень: это Diamond — Алмаз, камень-пещера, в которой можно пообедать человекам пятнадцати.
Она начала немного жеманиться, но потом села за фортепиано и пела много и долго: то шотландскую мелодию, то
южный, полуиспанский-полуитальянский, романс.
Он с ранних лет живет в ней и четыре раза то один, то с товарищами ходил за крайние пределы ее, за Оранжевую реку, до 20˚ (
южной) широты, частью для геологических исследований, частью из страсти к путешествиям и приключениям.
От мыса Доброй Надежды предположено было идти по дуге большого круга: спуститься до 38˚
южной широты и идти по параллели до 105˚ восточной долготы; там подняться до точки пересечения 30˚
южной широты. Мы ушли из Фальсбея 12 апреля.
Кажется, это в первый раз случилось — служба в православной церкви в
южном полушарии, на волнах, после только что утихшей бури.
Мы прошли мимо их ночью. Наконец стали подниматься постепенно к северу и дошли до точки пересечения 105˚ ‹восточной› долготы и 30˚ ‹
южной› широты и 10-го мая пересекли тропик Козерога. Ждали пассата, а дул чистый S, и только в 18˚ получили пассат.
Кругом все заросло пальмами areca или кокосовыми; обработанных полей с хлебом немного: есть плантации кофе и сахара, и то мало: места нет; все болота и густые леса. Рис, главная пища
южной Азии, привозится в Сингапур с Малаккского и Индийского полуостровов. Но зато сколько деревьев! хлебное, тутовое, мускатное, померанцы, бананы и другие.
На возвратном пути опять над нами сияла картина ночного неба: с одной стороны Медведица, с другой —
Южный Крест, далее Канопус, Центавры, наконец, могучий небесный странник Юпитер лили потоки лучей, а за ними, как розово-палевое зарево, сиял блеск Млечного Пути.
9-го августа, при той же ясной, но, к сожалению, чересчур жаркой погоде, завидели мы тридесятое государство. Это были еще самые
южные острова, крайние пределы, только островки и скалы Японского архипелага, носившие европейские и свои имена. Тут были Юлия, Клара, далее Якуносима, Номосима, Ивосима, потом пошли саки: Тагасаки, Коссаки, Нагасаки. Сима значит остров, саки — мыс, или наоборот, не помню.
Странная, занимательная пока своею неизвестностью земля растянулась от 32 до 40 с лишком градусов ‹северной› широты, следовательно с одной стороны
южнее Мадеры.
Безыменная скала, у которой мы стали на якорь, защищает нас только от северных, но отнюдь не от
южных ветров.
Сегодня вдруг подул
южный ветер, и барометр стал падать.
Это американская шкуна; она, говорят, ходила к
Южному полюсу, обогнула Горн.
Притом он мануфактурный город: нелегко широкий приток товаров его к
южному порту поворотить в другую сторону, особенно когда этот порт имеет еще на своей стороне право старшинства.
Остров этот очень велик; от северной его оконечности до Манилы считают с лишком триста миль, а еще сколько от Манилы до
южной оконечности!
Звезды великолепны; море блещет фосфором. На небе первый бросился мне в глаза
Южный Крест, почти на горизонте. Давно я не видал его. Вот и наша Медведица; подальше Орион. Небо не везде так богато: здесь собрались аристократы обоих полушарий.
Между
Южным Крестом, Канопусом, нашей Медведицей и Орионом, точно золотая пуговица, желтым светом горит Юпитер.
Как прекрасен этот союз северного и
южного неба, будто встреча и объятия двух красавиц!