Галактион приходил к Луковникову с специальною целью поблагодарить старика за хороший совет относительно Мышникова. Все устроилось в какой-нибудь один час наилучшим образом, и многолетняя затаенная вражда закончилась дружбой. Галактион шел к Мышникову
с тяжелым сердцем и не ожидал от этого похода ничего хорошего, а вышло все наоборот. Сначала Мышников отнесся к нему недоверчиво и с обычною грубоватостью, а потом, когда Галактион откровенно объяснил свое критическое положение, как-то сразу отмяк.
Я снял фуражку и, помявшись немного на месте, пошел прочь
с тяжелым сердцем. «Que suis-je pour elle?» [Что я для нее? (фр.)] — подумал я (бог знает почему) по-французски.
Неточные совпадения
Если ему и снятся
тяжелые сны и стучатся в
сердце сомнения, Ольга, как ангел, стоит на страже; она взглянет ему своими светлыми глазами в лицо, добудет, что у него на
сердце, — и все опять тихо, и опять чувство течет плавно, как река,
с отражением новых узоров неба.
Ничего подобного этому я не мог от нее представить и сам вскочил
с места, не то что в испуге, а
с каким-то страданием,
с какой-то мучительной раной на
сердце, вдруг догадавшись, что случилось что-то
тяжелое. Но мама не долго выдержала: закрыв руками лицо, она быстро вышла из комнаты. Лиза, даже не глянув в мою сторону, вышла вслед за нею. Татьяна Павловна
с полминуты смотрела на меня молча.
Было перемирие, было спокойствие, но
с каждым днем могла разразиться гроза, и у Верочки замирало
сердце от
тяжелого ожидания — не нынче, так завтра или Михаил Иваныч, или Марья Алексевна приступят
с требованием согласия, — ведь не век же они будут терпеть.
Он сидел на том же месте, озадаченный,
с низко опущенною головой, и странное чувство, — смесь досады и унижения, — наполнило болью его
сердце. В первый раз еще пришлось ему испытать унижение калеки; в первый раз узнал он, что его физический недостаток может внушать не одно сожаление, но и испуг. Конечно, он не мог отдать себе ясного отчета в угнетавшем его
тяжелом чувстве, но оттого, что сознание это было неясно и смутно, оно доставляло не меньше страдания.
Юная мать смолкла, и только по временам какое-то
тяжелое страдание, которое не могло прорваться наружу движениями или словами, выдавливало из ее глаз крупные слезы. Они просачивались сквозь густые ресницы и тихо катились по бледным, как мрамор, щекам. Быть может,
сердце матери почуяло, что вместе
с новорожденным ребенком явилось на свет темное, неисходное горе, которое нависло над колыбелью, чтобы сопровождать новую жизнь до самой могилы.