Неточные совпадения
И вдруг неожиданно суждено было воскресить мечты, расшевелить воспоминания, вспомнить давно забытых мною кругосветных героев. Вдруг и я вслед за ними иду вокруг света! Я радостно содрогнулся
при мысли: я буду в Китае, в Индии, переплыву океаны, ступлю ногою на
те острова, где гуляет в первобытной простоте дикарь, посмотрю на эти чудеса — и жизнь моя не будет праздным отражением мелких, надоевших явлений. Я обновился;
все мечты и надежды юности, сама юность воротилась ко мне. Скорей, скорей в путь!
Я немного приостановился жевать
при мысли, что подо мной уже лежит пятьсот пудов пороху и что в эту минуту
вся «авральная работа» сосредоточена на
том, чтобы подложить еще пудов триста.
Если еще
при попутном ветре, так это значит мчаться во
весь дух на лихой тройке, не переменяя лошадей!» Внизу, за обедом, потом за чашкой кофе и сигарой, а там за книгой, и забыли про океан… да не
то что про океан, а забыли и о фрегате.
Я ахнул: платье, белье, книги, часы, сапоги,
все мои письменные принадлежности, которые я было расположил так аккуратно по ящикам бюро, —
все это в кучке валялось на полу и
при каждом толчке металось
то направо,
то налево.
Подчас до
того все перепутается в голове, что шум и треск, и эти водяные бугры, с пеной и брызгами, кажутся сном, а берег, домы, покойная постель — действительностью, от которой
при каждом толчке жестоко отрезвляешься.
Улеглись ли партии? сумел ли он поддержать порядок, который восстановил? тихо ли там? — вот вопросы, которые шевелились в голове
при воспоминании о Франции. «В Париж бы! — говорил я со вздохом, — пожить бы там, в этом омуте новостей, искусств, мод, политики, ума и глупостей, безобразия и красоты, глубокомыслия и пошлостей, — пожить бы эпикурейцем, насмешливым наблюдателем
всех этих проказ!» «А вот Испания с своей цветущей Андалузией, — уныло думал я, глядя в
ту сторону, где дед указал быть испанскому берегу.
Их обязывают к миру, к занятиям, к торговле; они
все обещают, а потом,
при первой оказии, запасшись опять оружием, делают
то же самое.
Мы через рейд отправились в город, гоняясь по дороге с какой-то английской яхтой, которая ложилась
то на правый,
то на левый галс, грациозно описывая круги. Но и наши матросы молодцы: в белых рубашках, с синими каймами по воротникам, в белых же фуражках, с расстегнутой грудью, они
при слове «Навались! дай ход!» разом вытягивали мускулистые руки,
все шесть голов падали на весла, и, как львы, дерущие когтями землю, раздирали веслами упругую влагу.
Но один потерпел
при выходе какое-то повреждение, воротился и получил помощь от жителей: он был так тронут этим, что, на прощанье, съехал с людьми на берег, поколотил и обобрал поселенцев. У одного забрал
всех кур, уток и тринадцатилетнюю дочь, у другого отнял свиней и жену, у старика же Севри, сверх
того, две тысячи долларов — и ушел. Но прибывший вслед за
тем английский военный корабль дал об этом знать на Сандвичевы острова и в Сан-Франциско, и преступник был схвачен, с судном, где-то в Новой Зеландии.
Но это только
при получении от банкиров, а в обращении он в сущности стоит
все то же,
то есть вам на него не дадут товара больше
того, что давали прежде.
При покупке вещей за
все приходилось платить чуть не вдвое дороже; а здесь и без
того дорого
все, что привозится из Европы.
Вообще
весь рейд усеян мелями и рифами. Беда входить на него без хороших карт! а тут одна только карта и есть порядочная — Бичи. Через час катер наш, чуть-чуть задевая килем за каменья обмелевшей
при отливе пристани, уперся в глинистый берег. Мы выскочили из шлюпки и очутились — в саду не в саду и не в лесу, а в каком-то парке, под непроницаемым сводом отчасти знакомых и отчасти незнакомых деревьев и кустов. Из наших северных знакомцев было тут немного сосен, а
то все новое, у нас невиданное.
Француженка, в виде украшения, прибавила к этим практическим сведениям, что в Маниле
всего человек шесть французов да очень мало американских и английских негоциантов, а
то все испанцы; что они
все спят да едят; что сама она католичка, но терпит и другие религии, даже лютеранскую, и что хотела бы очень побывать в испанских монастырях, но туда женщин не пускают, — и
при этом вздохнула из глубины души.
Во
всех залах повторялся
тот же маневр
при нашем появлении:
то есть со стороны индианок — сначала взгляды любопытства, потом усиленный стук и подавляемые улыбки, с нашей — рассеянные взгляды, страдальческие гримасы и нетерпение выйти.
Всякий раз,
при сильном ударе
того или другого петуха, раздавались отрывистые восклицания зрителей; но когда побежденный побежал, толпа завыла дико, неистово, продолжительно, так что стало страшно.
Все привстали с мест,
все кричали. Какие лица, какие страсти на них! и
все это по поводу петушьей драки! «Нет, этого у нас не увидите», — сказал барон. Действительно, этот момент был самый замечательный для постороннего зрителя.
При этом, конечно, обыкновенный, принятый на просторе порядок нарушается и водворяется другой, необыкновенный. В капитанской каюте, например, могло поместиться свободно — как привыкли помещаться порядочные люди —
всего трое, если же потесниться,
то пятеро. А нас за стол садилось в этой каюте одиннадцать человек, да в другой, офицерской, шестеро. Не одни вещи эластичны!
Между
тем я не заметил, что мы уж давно поднимались, что стало холоднее и что нам осталось только подняться на самую «выпуклость», которая висела над нашими головами. Я
все еще не верил в возможность въехать и войти, а между
тем наш караван уже тронулся
при криках якутов. Камни заговорили под ногами. Вереницей, зигзагами, потянулся караван по тропинке. Две вьючные лошади перевернулись через голову, одна с моими чемоданами. Ее бросили на горе и пошли дальше.
При этом письме я приложу для вашего любопытства образец этих трудов: молитву Господню на якутском, тунгусском и колошенском языках, которая сообщена мне здесь. Что значат трудности английского выговора в сравнении с этими звуками, в произношении которых участвуют не только горло, язык, зубы, щеки, но и брови, и складки лба, и даже, кажется, волосы! А какая грамматика!
то падеж впереди имени,
то притяжательное местоимение слито с именем и т. п. И
все это преодолено!
Я могу только жалеть, что не присутствовал
при эффектном заключении плавания и что мне не суждено было сделать иллюстрацию этого события под влиянием собственного впечатления, наряду со
всем тем, что мне пришлось самому видеть и описать.
И только на другой день, на берегу, вполне вникнул я в опасность положения, когда в разговорах об этом объяснилось, что между берегом и фрегатом,
при этих огромных, как горы, волнах, сообщения на шлюпках быть не могло; что если б фрегат разбился о рифы,
то ни наши шлюпки — а их шесть-семь и большой баркас, — ни шлюпки с других наших судов не могли бы спасти и пятой части
всей нашей команды.
При волнении они,
то есть шлюпки, имели бы полный комплект гребцов, и места для других почти не было бы совсем, разве для каких-нибудь десяти человек на шлюпку, а нас
всех было более четырехсот.
В другой раз, где-то в поясах сплошного лета,
при безветрии, мы прохаживались с отцом Аввакумом
все по
тем же шканцам. Вдруг ему вздумалось взобраться по трехступенной лесенке на площадку, с которой обыкновенно, стоя, командует вахтенный офицер. Отец Аввакум обозрел море и потом, обернувшись спиной к нему, вдруг… сел на эту самую площадку «отдохнуть», как он говаривал.
Неточные совпадения
Стародум. Оттого, мой друг, что
при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в
том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель
все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Прыщ был уже не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он
всею своею фигурой так, казалось, и говорил: не смотрите на
то, что у меня седые усы: я могу! я еще очень могу! Он был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него была деятельная и бодрая, жест быстрый. И
все это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на плечах
при малейшем его движении.
Тут открылось
все: и
то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и
то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать только
то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были, как
при нем, но оправдание это не приняли, или, лучше сказать, ответили на него так, что"правее бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
По-видимому, эта женщина представляла собой тип
той сладкой русской красавицы,
при взгляде на которую человек не загорается страстью, но чувствует, что
все его существо потихоньку тает.
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял свою палку и быстро пошел прочь к дому.
При словах мужика о
том, что Фоканыч живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и,
все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим светом.