Неточные совпадения
Изредка нарушалось однообразие неожиданным развлечением. Вбежит иногда
в капитанскую
каюту вахтенный и тревожно скажет: «Купец наваливается, ваше высокоблагородие!» Книги, обед — все бросается,
бегут наверх; я туда же.
В самом деле, купеческое судно, называемое
в море коротко купец, для отличия от военного, сбитое течением или от неуменья править, так и ломит, или на нос, или на корму, того и гляди стукнется, повредит как-нибудь утлегарь, поломает реи — и не перечтешь, сколько наделает вреда себе и другим.
Я был
в каюте один, встал, хотел
побежать, но неодолимая тяжесть гнула меня к полу, а свеча вспыхивала сильнее, вот того гляди вспыхнет и карта.
Сегодня положено обедать на берегу.
В воздухе невозмутимая тишина и нестерпимый жар. Чем ближе подъезжаешь к берегу, тем сильнее пахнет гнилью от сырых кораллов, разбросанных по берегу и затопляемых приливом. Запах этот вместе с кораллами перенесли и на фрегат. Все натащили себе их кучи. Фаддеев приводит меня
в отчаяние: он каждый раз приносит мне раковины; улитки околевают и гниют. Хоть вон
беги из
каюты!
Я был внизу
в каюте и располагался там с своими вещами, как вдруг бывший наверху командир ее, покойный
В. А. Римский-Корсаков, крикнул мне сверху: «Адмирал едет к нам: не за вами ли?» Я на минуту остолбенел, потом
побежал наверх, думая, что Корсаков шутит, пугает нарочно.
Неточные совпадения
Бегом он снес меня
в каюту, сунул на узлы и ушел, грозя пальцем:
Успокоенные ликвидаторы, потребовав на
бегу еще графин очищенной, вновь скрылись
в каюту, и я за ними. Адвокат окончательно разыгрался и сыпал случаями из своей юридической практики. Он весь сиял: из каждой поры его организма, словно от светящегося червячка, исходил загадочный свет.
Ашанин
побежал укладываться. Ворсунька, изумленный, что его барина переводят среди моря на другое судно, уже был
в каюте. Лицо его было грустное-прегрустное. Он думал, что Ашанин совсем уходит с корвета.
И недовольные, раздраженные офицеры торопливо расходятся после обеда по своим
каютам, стараясь заснуть под скрип переборок, заняв возможно более удобное положение
в койке, чтобы не стукнуться лбом
в каютную стенку. А эти деревянные стенки продолжают скрипеть. Они точно визжат, точно плачут и стонут.
В каюте с задраенным (закрытым) наглухо иллюминатором, то погружающимся, то выходящим из пенистой воды, душно и жарко. Сон
бежит от глаз нервного человека и гонит его наверх, на свежий воздух…
Старший штурман почти
бежит вниз
в свою
каюту, чтобы закончить утренние вычисления. Через пять минут у опытного Степана Ильича все готово: широта и долгота места определены, и сейчас все узнают,
в какой точке земного шара находится «Коршун» и сколько он сделал миль суточного плавания.