Неточные совпадения
Правда, кресло жестковато, да нескоро его и сдвинешь с
места; лак и позолота почти совсем сошли; вместо занавесок висят лохмотья, и сам хозяин смотрит так жалко, бедно, но это честная и притом гостеприимная бедность, которая вас всегда накормит, хотя и жесткой ветчиной, еще более жесткой солониной, но она
отдаст последнее.
Впрочем, этого ожидать скоро нельзя по другим обстоятельствам: во всяком другом
месте жители, по лености и невежеству, охотно
отдают себя в опеку европейцам, и те скоро делаются хозяевами у них.
Им нужно было не давать повадки иностранцам съезжать на берег: если б они дали
место нам, надо было бы давать и другим, а они надеялись или вовсе уклониться от этой необходимости, или, по возможности, ограничить ее, наконец, хоть
отдалить, сколько можно, это событие.
Делать с ними нечего, но положено
отдать в первом
месте, где мы остановимся, для отсылки в их столицу, бумагу о случившемся.
Он, по рассеянности же, не заметил, как я вынул их оттуда и
отдал Афанасью, его камердинеру, положить на свое
место.
Отдали якорь при тихом, ласковом ветре, в теплой, южной ночи — и заранее тешились надеждой завтра погулять по новым прелестным
местам.
Неточные совпадения
— Как же, а я приказал самовар. Я, признаться сказать, не охотник до чаю: напиток дорогой, да и цена на сахар поднялась немилосердная. Прошка! не нужно самовара! Сухарь отнеси Мавре, слышишь: пусть его положит на то же
место, или нет, подай его сюда, я ужо снесу его сам. Прощайте, батюшка, да благословит вас Бог, а письмо-то председателю вы
отдайте. Да! пусть прочтет, он мой старый знакомый. Как же! были с ним однокорытниками!
А мне, Онегин, пышность эта, // Постылой жизни мишура, // Мои успехи в вихре света, // Мой модный дом и вечера, // Что в них? Сейчас
отдать я рада // Всю эту ветошь маскарада, // Весь этот блеск, и шум, и чад // За полку книг, за дикий сад, // За наше бедное жилище, // За те
места, где в первый раз, // Онегин, видела я вас, // Да за смиренное кладбище, // Где нынче крест и тень ветвей // Над бедной нянею моей…
Пришел срок присылки денег из деревни: Обломов
отдал ей все. Она выкупила жемчуг и заплатила проценты за фермуар, серебро и мех, и опять готовила ему спаржу, рябчики, и только для виду пила с ним кофе. Жемчуг опять поступил на свое
место.
— Что кричишь-то? Я сам закричу на весь мир, что ты дурак, скотина! — кричал Тарантьев. — Я и Иван Матвеич ухаживали за тобой, берегли, словно крепостные, служили тебе, на цыпочках ходили, в глаза смотрели, а ты обнес его перед начальством: теперь он без
места и без куска хлеба! Это низко, гнусно! Ты должен теперь
отдать ему половину состояния; давай вексель на его имя; ты теперь не пьян, в своем уме, давай, говорю тебе, я без того не выйду…
Об
месте этом они меня и не спрашивали, а просто
отдали меня на него, кажется, в самый первый день, как я приехал.