Неточные совпадения
Он извинялся тем, что надо обдумать
ответ, но
адмирал настаивал, чтоб
ответ прислали скорее.
Дня через три приехали опять гокейнсы, то есть один Баба и другой, по обыкновению новый, смотреть фрегат. Они пожелали видеть
адмирала, объявив, что привезли
ответ губернатора на письма от
адмирала и из Петербурга. Баниосы передали, что его превосходительство «увидел письмо с удовольствием и хорошо понял» и что постарается все исполнить. Принять
адмирала он, без позволения, не смеет, но что послал уже курьера в Едо и
ответ надеется получить скоро.
Промахнувшись раз, японцы стали слишком осторожны:
адмирал сказал, что, в ожидании
ответа из Едо об отведении нам места, надо свезти пока на пустой, лежащий близ нас, камень хронометры для поверки. Об этом вскользь сказали японцам: что же они? на другой день на камне воткнули дерево, чтоб сделать камень похожим на берег, на который мы обещали не съезжать. Фарсеры!
Адмирал объявил им утром свой
ответ и, узнав, что они вечером приехали опять с пустяками, с объяснениями о том, как сидеть, уже их не принял, а поручил разговаривать с ними нам.
В бумаге заключалось согласие горочью принять письмо. Только было, на вопрос
адмирала, я разинул рот отвечать, как губернатор взял другую бумагу, таким же порядком прочел ее; тот же старик, секретарь, взял и передал ее, с теми же церемониями, Кичибе. В этой второй бумаге сказано было, что «письмо будет принято, но что скорого
ответа на него быть не может».
Вдруг, когда он стал объяснять, почему скоро нельзя получить
ответа из Едо, приводя, между причинами, расстояние,
адмирал сделал ему самый простой и естественный вопрос: «А если мы сами пойдем в Едо морем на своих судах: дело значительно ускорится?
Адмирал приказал написать губернатору, что мы подождем
ответа из Едо на письмо из России, которое, как они сами говорят, разошлось в пути с известием о смерти сиогуна.
Так японцам не удалось и это крайнее средство, то есть объявление о смерти сиогуна, чтоб заставить
адмирала изменить намерение: непременно дождаться
ответа. Должно быть, в самом деле японскому глазу больно видеть чужие суда у себя в гостях! А они, без сомнения, надеялись, что лишь только они сделают такое важное возражение,
адмирал уйдет, они
ответ пришлют года через два, конечно отрицательный, и так дело затянется на неопределенный и продолжительный срок.
Через день японцы приехали с
ответом от губернатора о месте на берегу, и опять Кичибе начал: «Из Едо… не получено» и т. п.
Адмирал не принял их. Посьет сказал им, что он передал
адмиралу ответ и не знает, что он предпримет, потому что его превосходительство ничего не отвечал.
21-го приехали Ойе-Саброски с Кичибе и Эйноске. Последний решительно отказался от книг, которые предлагали ему и
адмирал, и я: боится. Гокейнсы сказали, что желали бы говорить с полномочным. Их повели в каюту. Они объявили, что наконец получен
ответ из Едо! Grande nouvelle! Мы обрадовались. «Что такое? как? в чем дело?» — посыпались вопросы. Мы с нетерпением ожидали, что позовут нас в Едо или скажут то, другое…
Адмирал сказал, что он надеется чрез несколько дней получить другой
ответ, лучше и толковее этого.
Они начали с того, что «так как
адмирал не соглашается остаться, то губернатор не решается удерживать его, но он предлагает ему на рассуждение одно обстоятельство, чтоб
адмирал поступил сообразно этому, именно: губернатору известно наверное, что дней чрез десять, и никак не более одиннадцати, а может быть и чрез семь, придет
ответ, который почему-то замедлился в пути».
Я не мог выдержать, отвернулся от них и кое-как справился с неистовым желанием захохотать. Фарсеры! Как хитро: приехали попытаться замедлить, просили десять дней срока, когда уже
ответ был прислан. Бумага состояла, по обыкновению, всего из шести или семи строк. «Четверо полномочных, groote herren, важные сановники, — сказано было в ней, — едут из Едо для свидания и переговоров с
адмиралом».
Адмирал просил их передать бумаги полномочным, если они прежде нас будут в Нагасаки. При этом приложена записочка к губернатору, в которой
адмирал извещал его, что он в «непродолжительном времени воротится в Японию, зайдет в Нагасаки, и если там не будет ни полномочных, ни
ответа на его предложения, то он немедленно пойдет в Едо».
Адмирал желает, чтобы полномочные приехали на фрегат, так как он уже был на берегу и передал бумаги от своего правительства, — следовательно, теперь они, имея сообщить
адмиралу ответ, должны также привезти его сами.
На последнее полномочные сказали, что дадут знать о салюте за день до своего приезда. Но
адмирал решил, не дожидаясь
ответа о том, примут ли они салют себе, салютовать своему флагу, как только наши катера отвалят от фрегата. То-то будет переполох у них! Все остальное будет по-прежнему, то есть суда расцветятся флагами, люди станут по реям и — так далее.
Адмирал заметил, что это отнюдь не помешает возникающей между нами приязни; что вопросы эти не потребуют каких-нибудь мудреных
ответов, а просто двух слов, «да» или «нет».
В Новый год, вечером, когда у нас все уже легли, приехали два чиновника от полномочных, с двумя второстепенными переводчиками, Сьозой и Льодой, и привезли
ответ на два вопроса. К. Н. Посьет спал; я ходил по палубе и встретил их. В бумаге сказано было, что полномочные теперь не могут отвечать на предложенные им вопросы, потому что у них есть
ответ верховного совета на письмо из России и что, по прочтении его,
адмиралу, может быть,
ответы на эти вопросы и не понадобятся. Нечего делать, надо было подождать.
Неточные совпадения
…Сейчас писал к шаферу нашему в
ответ на его лаконическое письмо. Задал ему и сожителю мильон лицейских вопросов. Эти дни я все и думаю и пишу о Пушкине. Пришлось, наконец, кончить эту статью с фотографом. Я просил
адмирала с тобой прислать мне просимые сведения. Не давай ему лениться — он таки ленив немножко, нечего сказать…
Веселый, дружный
ответ команды на приветствие
адмирала и добрые веселые лица матросов не оставляли никаких сомнений, что претензий никаких не будет. И точно, когда
адмирал, обходя по фронту, спрашивал, нет ли каких претензий, царило глубокое молчание.
Экзамены прошли благополучно. Даже сам
адмирал, присутствовавший на экзаменах из астрономии, навигации и морской практики, слушая
ответы Ашанина, одобрительно качнул головой. Наконец последний экзамен сдан, и Володе объявили, что у него баллы хорошие и что они вместе с представлением о производстве будут немедленно посланы в Петербург в Морской корпус.
В бешенстве обругавший мичмана и получивший от оскорбленного молодого человека в
ответ еще большую дерзость,
адмирал, в первую минуту готовый расстрелять дерзкого, одумавшись, не только не преследовал нарушителя дисциплины, но еще первый извинился перед ним, понимая, что нарушение дисциплины вызвано им самим.
— И хоть бы что, — продолжал Бастрюков, — Егорка только приходил в большую отчаянность… Наконец, братцы вы мои, видит Барабанов, что нет с Кирюшкиным никакого сладу и что допорет он его до смерти, пожалуй, еще в
ответе будет, —
адмирал у нас на эскадре законный человек был, — пошел к капитану и докладывает: «Так мол, и так. Никак не могу я этого мерзавца исправить; дозвольте, говорит, по форме арестантом сделать, потому, говорит, совсем беспардонный человек»…