Неточные совпадения
Вам хочется знать, как я вдруг
из своей покойной комнаты, которую оставлял только в случае крайней надобности и всегда с сожалением, перешел на зыбкое лоно морей, как, избалованнейший
из всех вас городскою жизнию, обычною суетой дня и мирным спокойствием ночи, я вдруг, в
один день, в
один час, должен был ниспровергнуть этот порядок и ринуться в беспорядок жизни моряка?
Такой ловкости и цепкости, какою обладает матрос вообще, а Фаддеев в особенности, встретишь разве в кошке. Через полчаса все было на своем месте, между прочим и книги, которые он расположил на комоде в углу полукружием и перевязал, на случай качки, веревками так, что нельзя было вынуть ни
одной без его же чудовищной силы и ловкости, и я до Англии пользовался книгами
из чужих библиотек.
Но, к удивлению и удовольствию моему, на длинном столе стоял всего
один графин хереса,
из которого человека два выпили по рюмке, другие и не заметили его.
В батарейной палубе привешиваются большие чашки, называемые «баками», куда накладывается кушанье
из одного общего, или «братского», котла.
Поэтому я уехал
из отечества покойно, без сердечного трепета и с совершенно сухими глазами. Не называйте меня неблагодарным, что я, говоря «о петербургской станции», умолчал о дружбе, которой
одной было бы довольно, чтоб удержать человека на месте.
Как я обрадовался вашим письмам — и обрадовался бескорыстно! в них нет ни
одной новости, и не могло быть: в какие-нибудь два месяца не могло ничего случиться; даже никто
из знакомых не успел выехать
из города или приехать туда.
Я был
один в этом океане и нетерпеливо ждал другого дня, когда Лондон выйдет
из ненормального положения и заживет своею обычною жизнью.
С любопытством смотрю, как столкнутся две кухарки, с корзинами на плечах, как несется нескончаемая двойная, тройная цепь экипажей, подобно реке, как
из нее с неподражаемою ловкостью вывернется
один экипаж и сольется с другою нитью, или как вся эта цепь мгновенно онемеет, лишь только полисмен с тротуара поднимет руку.
В
одном магазине за пальто спросят четыре фунта, а рядом,
из той же материи, — семь.
Вам, я думаю, наскучило получать от меня письма все
из одного места.
Госпорт состоит
из одной улицы и нескольких переулков.
Саутси —
из одной площади, вала и крепостной стены.
Только в пользу
одной шерстяной материи, называемой «английской кожей» и употребляемой простым народом на платье, он сделал исключение, и то потому, что панталоны
из нее стоили всего два шиллинга.
Наконец объяснилось, что Мотыгин вздумал «поиграть» с портсмутской леди, продающей рыбу. Это все равно что поиграть с волчицей в лесу: она отвечала градом кулачных ударов,
из которых
один попал в глаз. Но и матрос в своем роде тоже не овца: оттого эта волчья ласка была для Мотыгина не больше, как сарказм какой-нибудь барыни на неуместную любезность франта. Но Фаддеев утешается этим еще до сих пор, хотя синее пятно на глазу Мотыгина уже пожелтело.
И пока бегут не спеша за Егоркой на пруд, а Ваньку отыскивают по задним дворам или Митьку извлекают
из глубины девичьей, барин мается, сидя на постеле с
одним сапогом в руках, и сокрушается об отсутствии другого.
Группа гор тесно жалась к
одной главной горе — это первая большая гора, которую увидели многие
из нас, и то она помещена в аристократию гор не за высоту, составляющую всего около 6000 футов над уровнем моря, а за свое вино.
Музыка, едва слышная на рейде, раздавалась громко
из одного длинного здания — казарм, как сказал консул: музыканты учились.
Из-за забора выглядывала виноградная зелень, но винограда уже не было ни
одной ягоды: он весь собран давно.
Но мы только и могли понять
из их бессвязных речей
одно слово: «money».
Некоторые
из негров бранились между собой — и это вы знаете: попробуйте остановиться в Москве или Петербурге, где продают сайки и калачи, и поторгуйте у
одного: как все это закричит и завоюет!
Остальная половина дороги, начиная от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают в сторону, мили на три от берега, и путь, веселый, оживленный, тянется между рядами дач,
одна другой красивее. Въезжаешь в аллею
из кедровых, дубовых деревьев и тополей: местами деревья образуют непроницаемый свод; кое-где другие аллеи бегут в сторону от главной, к дачам и к фермам, а потом к Винбергу, маленькому городку, который виден с дороги.
С
одного места
из сада открывается глазам вся Столовая гора.
Обошедши все дорожки, осмотрев каждый кустик и цветок, мы вышли опять в аллею и потом в улицу, которая вела в поле и в сады. Мы пошли по тропинке и потерялись в садах, ничем не огороженных, и рощах. Дорога поднималась заметно в гору. Наконец забрались в чащу
одного сада и дошли до какой-то виллы. Мы вошли на террасу и, усталые, сели на каменные лавки.
Из дома вышла мулатка, объявила, что господ ее нет дома, и по просьбе нашей принесла нам воды.
Перед
одним кусок баранины, там телятина, и почти все au naturel, как и любят англичане, жаркое, рыба, зелень и еще карри, подаваемое ежедневно везде, начиная с мыса Доброй Надежды до Китая, особенно в Индии; это говядина или другое мясо, иногда курица, дичь, наконец, даже раки и особенно шримсы, изрезанные мелкими кусочками и сваренные с едким соусом, который составляется
из десяти или более индийских перцев.
Экипажи как будто сейчас
из мастерской: ни
одного нет даже старого фасона, все выкрашены и содержатся чрезвычайно чисто.
Я искал глазами певиц, но они не очень дичились:
из одного куста в другой беспрестанно перелетали стаи колибри, резвых и блестящих.
Во всяком случае, с появлением англичан деятельность загорелась во всех частях колонии, торговая, военная, административная. Вскоре основали на Кошачьей реке (Kat-river) поселение
из готтентотов; в самой Кафрарии поселились миссионеры. Последние, однако ж, действовали не совсем добросовестно; они возбуждали и кафров, и готтентотов к восстанию, имея в виду образовать
из них
один народ и обеспечить над ним свое господство.
Поселенцы, по обыкновению, покинули свои места, угнали скот, и кто мог, бежал дальше от границ Кафрарии. Вся пограничная черта представляла
одну картину общего движения. Некоторые
из фермеров собирались толпами и укреплялись лагерем в поле или избирали убежищем укрепленную ферму.
Немногие
из них могли похвастать зеленою верхушкой или скатом, а у большей части были одинаково выветрившиеся, серые бока, которые разнообразились у
одной — рытвиной, у другой — горбом, у третьей — отвесным обрывом.
Вдруг с левой стороны,
из чащи кустов, шагах во ста от нас впереди, выскочило какое-то красивое, белое с черными пятнами, животное; оно
одним махом перебросилось через дорогу и стало неподвижно.
А они подали три-четыре бутылки и четыре стакана: «Вот это фронтиньяк, это ривезальт», — говорили они, наливая то того, то другого вина, и я нашел в
одном сходство с chambertin: вино было точно
из бургундских лоз.
Мы быстро мчались
из одного сада в другой, то есть
из улицы в улицу, переезжая с холма на холм.
Не успели мы расположиться в гостиной, как вдруг явились, вместо
одной, две и даже две с половиною девицы: прежняя, потом сестра ее, такая же зрелая дева, и еще сестра, лет двенадцати. Ситцевое платье исчезло, вместо него появились кисейные спенсеры, с прозрачными рукавами, легкие
из муслинь-де-лень юбки. Сверх того, у старшей была синева около глаз, а у второй на носу и на лбу по прыщику; у обеих вид невинности на лице.
Между множеством наставленных на столе жареных и вареных блюд, говядины, баранины, ветчины, свинины и т. п. привлекло наше внимание
одно блюдо с салатом
из розового лука.
До сих пор
одни только готтентоты оказали некоторую склонность к оседлости, к земледелию и особенно к скотоводству, и
из них составилась целая область.
Он с ранних лет живет в ней и четыре раза то
один, то с товарищами ходил за крайние пределы ее, за Оранжевую реку, до 20˚ (южной) широты, частью для геологических исследований, частью
из страсти к путешествиям и приключениям.
Только рассказал
один анекдот, как тигр таскал из-за загородки лошадей и как однажды устроили ему в заборе такой проход, чтоб тигр, пролезая, дернул веревку, привязанную к ружейному замку, а дуло приходилось ему прямо в лоб.
Хотя горы были еще невысоки, но чем более мы поднимались на них, тем заметно становилось свежее. Легко и отрадно было дышать этим тонким, прохладным воздухом. Там и солнце ярко сияло, но не пекло. Наконец мы остановились на
одной площадке. «Здесь высота над морем около 2000 футов», — сказал Бен и пригласил выйти
из экипажей.
В
одном месте прямо
из скалы, чуть-чуть, текла струя свежей, холодной воды; под ней вставлен был арестантами железный желобок.
Кругом теснились скалы, выглядывая
одна из-за другой, как будто вставали на цыпочки. Площадка была на полугоре; вниз шли тоже скалы, обросшие густою зеленью и кустами и уставленные прихотливо разбросанными каменьями. На дне живописного оврага тек большой ручей, через который строился каменный мост.
Тут была третья и последняя тюрьма, меньше первых двух; она состояла
из одного только флигеля, окруженного решеткой; за ней толпились черные.
Видим: в
одном месте
из травы валит, как
из миски с супом, густой пар и стелется по долине, обозначая путь ключа.
Будь эти воды в Европе, около них возникло бы целое местечко; а сюда
из других частей света ездят лечиться
одним только воздухом; между тем в окружности Устера есть около восьми мест с минеральными источниками.
По дороге от Паарля готтентот-мальчишка, ехавший на вновь вымененной в Паарле лошади, беспрестанно исчезал дорогой в кустах и гонялся за маленькими черепахами. Он поймал две:
одну дал в наш карт, а другую ученой партии, но мы и свою сбыли туда же, потому что у нас за ней никто не хотел смотреть, а она ползала везде, карабкаясь вон
из экипажа, и падала.
Мы завтракали впятером: доктор с женой, еще какие-то двое молодых людей,
из которых
одного звали капитаном, да еще англичанин, большой ростом, большой крикун, большой говорун, держит себя очень прямо, никогда не смотрит под ноги, в комнате всегда сидит в шляпе.
Рассказывали, как с
одной стороны вырывающаяся из-за туч луна озаряет море и корабль, а с другой — нестерпимым блеском играет молния.
Штили держали нас дня два почти на
одном месте, наконец 17 мая нашего стиля, по чуть-чуть засвежевшему ветерку, мимо низменного, потерявшегося в зелени берега добрались мы до Анжерского рейда и бросили якорь. Чрез несколько часов прибыл туда же испанский транспорт, который вез
из Испании отряд войск в Манилу.
Я на родине ядовитых перцев, пряных кореньев, слонов, тигров, змей, в стране бритых и бородатых людей,
из которых
одни не ведают шапок, другие носят кучу ткани на голове:
одни вечно гомозятся за работой, c молотом, с ломом, с иглой, с резцом; другие едва дают себе труд съесть горсть рису и переменить место в целый день; третьи, объявив вражду всякому порядку и труду, на легких проа отважно рыщут по морям и насильственно собирают дань с промышленных мореходцев.
Быть бы ему между вас, женщины; но
из вас только
одни англичанки могут заплатить ему такой же красотой.