Неточные совпадения
Хозяин мирно почивает; он
не проснулся, когда посланная от барыни Парашка будить к
чаю, после троекратного тщетного зова, потолкала спящего хотя женскими, но довольно жесткими кулаками в ребра; даже когда слуга в деревенских сапогах, на солидных подошвах, с гвоздями, трижды входил и выходил, потрясая половицы.
Он один приделал полки, устроил кровать, вбил гвоздей, сделал вешалку и потом принялся разбирать вещи по порядку, с тою только разницею, что сапоги положил уже
не с книгами, как прежде, а выстроил их длинным рядом на комоде и бюро, а ваксу, мыло, щетки,
чай и сахар разложил на книжной полке.
«
Не надо ли, принесу сюда?» — «
Не хочу!» — твердил я, потому что накануне попытка напиться
чаю не увенчалась никаким успехом: я обжег пальцы и уронил чашку.
Встанешь утром, никуда
не спеша, с полным равновесием в силах души, с отличным здоровьем, с свежей головой и аппетитом, выльешь на себя несколько ведер воды прямо из океана и гуляешь, пьешь
чай, потом сядешь за работу.
Мне подали
чаю; я попробовал и
не знал, на что решиться, глотать или нет.
Говорят, это смесь черного и зеленого
чаев; но это еще
не причина, чтоб он был так дурен; прибавьте, что к
чаю подали вместо сахару песок, сахарный конечно, но все-таки песок, от которого мутный
чай стал еще мутнее.
«Да
не знаю, — равнодушно отвечал я, — вы просили, кажется, Каролину
чай разливать…» «Это
не я, а барон», — перебил меня Посьет.
«Вы, что ли, просили старуху Вельч и Каролину
чай пить вместе…» — «Нет,
не я, а Посьет, — сказал он, — а что?» — «Да
чай готов, и Каролина ждет…» Я хотел обратиться к Посьету, чтоб убедить его идти, но его уже
не было.
О
чае ни тот, ни другой
не спросили ни меня, ни их: они поняли все.
Некоторым нужно было что-то купить, и мы велели везти себя в европейский магазин; но собственно европейских магазинов нет: европейцы ведут оптовую торговлю, привозят и увозят грузы, а розничная торговля вся в руках китайцев. Лавка была большая, в две комнаты: и чего-чего в ней
не было! Полотна, шелковые материи, сигары, духи, мыло, помада, наконец, китайские резные вещи,
чай и т. п.
Сегодня с утра движение и сборы на фрегате: затеяли свезти на берег команду. Офицеры тоже захотели провести там день, обедать и пить
чай. «Где же это они будут обедать? — думал я, — ведь там ни стульев, ни столов», и
не знал, ехать или нет; но и оставаться почти одному на фрегате тоже невесело.
A propos о жаре: в одно утро вдруг Фаддеев
не явился ко мне с
чаем, а пришел другой.
В Индии старались разводить виноград —
не родится; а если где и привился, так никуда
не годен; яблоки тоже;
чай нехорош.
Многие из нас и
чаю не пили,
не ужинали: все смотрели на берега и на их отражения в воде, на иллюминацию, на лодки, толкуя, предсказывая успех или неуспех дела, догадываясь о характере этого народа.
Подали, по обыкновению,
чаю, потом все сладкое, до которого японцы большие охотники, пирожков, еще
не помню чего, вино, наливку и конфекты.
«Ну хорошо, скажите им, — приказал объявить адмирал, узнав, зачем они приехали, — что, пожалуй, они могут подать
чай, так как это их обычай; но чтоб о завтраке и помину
не было».
Японцы приезжали от губернатора сказать, что он
не может совсем снять лодок в проходе; это вчера, а сегодня, то есть 29-го, объявили, что губернатор желал бы совсем закрыть проезд посредине, а открыть с боков, у берега, отведя по одной лодке. Адмирал приказал сказать, что если это сделают, так он велит своим шлюпкам отвести насильно лодки, которые осмелятся заставить собою средний проход к корвету. Переводчики, увидев, что с ними
не шутят, тотчас убрались и
чаю не пили.
Наши, однако,
не унывают, ездят на скалы гулять. Вчера даже с корвета поехали на берег пить
чай на траве, как, бывало, в России, в березовой роще. Только они взяли с собой туда дров и воды: там нету.
Не правда ли, есть маленькая натяжка в этом сельском удовольствии?
«
Не может быть: отчего же он такой черный?» Попробовал — в самом деле та же микстура, которую я, под видом
чая, принимал в Лондоне, потом в Капштате.
Не для всякого носа и языка доступен аромат и букет этого
чая: он слишком тонок.
Англичане пьют свой черный
чай и знать
не хотят, что
чай имеет свои белые цветы.
У нас употребление
чая составляет самостоятельную, необходимую потребность; у англичан, напротив, побочную, дополнение завтрака, почти как пищеварительную приправу; оттого им все равно, похож ли
чай на портер, на черепаший суп, лишь бы был черен, густ, щипал язык и
не походил ни на какой другой
чай.
Но я — русский человек и принадлежу к огромному числу потребителей, населяющих пространство от Кяхты до Финского залива, — я за пекое: будем пить
не с цветами, а цветочный
чай и подождем, пока англичане выработают свое чутье и вкус до способности наслаждаться
чаем pekoe flower, и притом заваривать, а
не варить его, по своему обыкновению, как капусту.
Впрочем, всем другим нациям простительно
не уметь наслаждаться хорошим
чаем: надо знать, что значит чашка
чаю, когда войдешь в трескучий, тридцатиградусный мороз в теплую комнату и сядешь около самовара, чтоб оценить достоинство
чая. С каким наслаждением пили мы
чай, который привез нам в Нагасаки капитан Фуругельм! Ящик стоит 16 испанских талеров; в нем около 70 русских фунтов; и какой
чай! У нас он продается
не менее 5 руб. сер. за фунт.
Тут с удивительною ловкостью пробираются носильщики с самыми громоздкими ношами, с ящиками
чая, с тюками шелка, с охапкой хлопчатой бумаги, чуть
не со стог сена.
Из маленьких синих чашек, без ручек, пьют
чай, но
не прикусывает широкоплечий ямщик по крошечке сахар, как у нас: сахару нет и
не употребляют его с
чаем.
В шесть часов мы были уже дома и сели за третий обед — с
чаем. Отличительным признаком этого обеда или «ужина», как упрямо называл его отец Аввакум, было отсутствие супа и присутствие сосисок с перцем, или, лучше, перца с сосисками, — так было его много положено.
Чай тоже, кажется, с перцем. Есть мы, однако ж,
не могли: только шкиперские желудки флегматически поглощали мяса через три часа после обеда.
В «отдыхальне» подали
чай, на который просили обратить особенное внимание. Это толченый
чай самого высокого сорта: он родился на одной горе, о которой подробно говорит Кемпфер. Часть этого
чая идет собственно для употребления двора сиогуна и микадо, а часть, пониже сорт, для высших лиц. Его толкут в порошок, кладут в чашку с кипятком — и
чай готов.
Чай превосходный, крепкий и ароматический, но нам он показался
не совсем вкусен, потому что был без сахара. Мы, однако ж, превознесли его до небес.
После
чая подали трубки и табак, потом конфекты, опять в таких же чрезвычайно гладко обтесанных сосновых ящиках, у которых даже углы были
не составные, а цельные.
Они зашевелились было готовить нам
чай, но мы, чтоб
не тревожить их, удалились.
Мальчик принес в маленьком чайнике
чаю, который, впрочем,
не имел никакого вкуса.
Это называется пить
чай, а
чаю не видать.
Нужды нет, что в двух шагах от Китая, но
не достанешь и чашки хорошего
чаю.
Я убеждаюсь более и более, что иностранцы
не знают, что такое
чай, и что одни русские знают в нем толк.
Им показали фрегат, вызвали музыку, угощали
чаем, только
не микстурой, а нашим, благовонным
чаем.
Гостей угощали
чаем, мороженым и фруктами, которые были, кажется,
не без соли, как заметил я, потому что один из гостей доверчиво запустил зубы в мангу, но вдруг остановился и стал рассматривать плод, потом поглядывал на нас.
Вечером, идучи к адмиралу пить
чай, я остановился над люком общей каюты посмотреть, с чем это большая сковорода стоит на столе. «
Не хотите ли попробовать жареной акулы?» — спросили сидевшие за столом. «Нет». — «Ну так ухи из нее?» — «Вы шутите, — сказал я, — разве она годится?» — «Отлично!» — отвечали некоторые. Но я после узнал, что те именно и
не дотрогивались до «отличного» блюда, которые хвалили его.
Гостей посадили за стол и стали потчевать
чаем, хлебом, сухарями и ромом. Потом завязалась с ними живая письменная беседа на китайском языке. Они так проворно писали, что глаза
не поспевали следить за кистью.
Его и товарищей, бывших с ним, угостили
чаем, водкой и сухарями и простились с ними надолго, если
не навсегда.
Я подумывал, однако ж, как бы воротиться поскорее на фрегат: приготовлений к
чаю никаких еще
не было, а солнце уже закатывалось.
Третьего дня наши ездили в речку и видели там какого-то начальника, который приехал верхом с музыкантами. Его потчевали
чаем, хотели подарить сукна, но он, поблагодарив, отказался, сказав, что
не смеет принять без разрешения высшего начальства, что у них законы строги и по этим законам
не должно брать подарков.
Болота так задержали нас, что мы
не могли доехать до станции и остановились в пустой, брошенной юрте, где развели огонь, пили
чай и ночевали.
Вина в самом деле пока в этой стороне нет — непьющие этому рады: все, поневоле, ведут себя хорошо,
не разоряются. И мы рады, что наше вино вышло (разбилось на горе, говорят люди), только Петр Александрович жалобно по вечерам просит рюмку вина, жалуясь, что зябнет. Но без вина решительно лучше, нежели с ним: и люди наши трезвы, пьют себе
чай, и, слава Богу, никто
не болен, даже чуть ли
не здоровее.
«Вы
не накушаетесь ли
чаю здесь?» — «Может быть, а что?» — «Так я коней-то излажу».
Он взял самый маленький кусочек и на мое приглашение положить сахару в стакан отвечал, что никогда этого
не делает, — сюрприз для моего человека, и для меня также: у меня наутро оставался в запасе стакан
чаю.
Вы с морозу, вам хочется выпить рюмку вина, бутылка и вино составляют одну ледяную глыбу: поставьте к огню — она лопнет, а в обыкновенной комнатной температуре
не растает и в час; захочется напиться
чаю — это короче всего, хотя хлеб тоже обращается в камень, но он отходит скорее всего; но вынимать одно что-нибудь, то есть
чай — сахар, нельзя: на морозе нет средства разбирать, что взять, надо тащить все: и вот опять возни на целый час — собирать все!
Наконец одного здорового я застал врасплох и потребовал, чтобы он ехал. Он отговаривался тем, что недавно воротился и что надо лошадей кормить и самому поесть. «Сколько тебе нужно времени?» — спросил я. «Три часа». — «Корми четыре, а потом запрягай», — сказал я и принялся,
не помню в который раз, пить
чай.
Повозка остановилась у хорошенького домика. Я послал спросить, можно ли остановиться часа на два погреться? Можно. И меня приняли, сейчас угостили
чаем и завтраком — и опять ничего
не хотели брать.
В Киренске я запасся только хлебом к
чаю и уехал. Тут уж я помчался быстро. Чем ближе к Иркутску, тем ямщики и кони натуральнее. Только подъезжаешь к станции, ямщики ведут уже лошадей, здоровых, сильных и дюжих на вид. Ямщики позажиточнее здесь, ходят в дохах из собачьей шерсти, в щегольских шапках. Тут ехал приискатель с семейством, в двух экипажах, да я — и всем доставало лошадей. На станциях уже
не с боязнью, а с интересом спрашивали: бегут ли за нами еще подводы?
Пока моряки переживали свою «страшную» минуту,
не за себя, а за фрегат, конечно, — я и другие, неприкосновенные к делу, пили
чай, ужинали и, как у себя дома, легли спать. Это в первый раз после тревог, холода, качки!