Только у берегов Дании повеяло на нас теплом, и мы ожили. Холера исчезла со всеми признаками, ревматизм мой унялся, и я стал выходить на улицу — так я прозвал палубу. Но бури
не покидали нас: таков обычай на Балтийском море осенью. Пройдет день-два — тихо, как будто ветер собирается с силами, и грянет потом так, что бедное судно стонет, как живое существо.
Неточные совпадения
Трезвые артисты
кинули на меня несколько мрачных взглядов. Матросы долго
не давали прохода музыкантам, напоминая им японское угощение.
Поэтому мы подождем ответа из горочью и вообще
не покинем японских берегов без окончательного решения дела, которое нас сюда привело».
Все были в восторге, когда мы объявили, что
покидаем Нагасаки; только Кичибе был ни скучнее, ни веселее других. Он переводил вопросы и ответы, сам ничего
не спрашивая и
не интересуясь ничем. Он как-то сказал на вопрос Посьета, почему он
не учится английскому языку, что жалеет, зачем выучился и по-голландски. «Отчего?» — «Я люблю, — говорит, — ничего
не делать, лежать на боку».
А здесь я
не видал насмешливого взгляда, который бы китаец
кинул на европейца: на лицах видишь почтительное и робкое внимание.
Однако нам объявили, что мы скоро снимаемся с якоря, дня через четыре. «Да как же это? да что ж это так скоро?..» — говорил я,
не зная, зачем бы я оставался долее в Луконии. Мы почти все видели; ехать дальше внутрь — надо употребить по крайней мере неделю, да и здешнее начальство неохотно пускает туда. А все жаль было
покидать Манилу!
Странно, однако ж, устроен человек: хочется на берег, а жаль
покидать и фрегат! Но если б вы знали, что это за изящное, за благородное судно, что за люди на нем, так
не удивились бы, что я скрепя сердце
покидаю «Палладу»!
Проберешься ли цело и невредимо среди всех этих искушений? Оттого мы задумчиво и нерешительно смотрели на берег и
не торопились
покидать гостеприимную шкуну. Бог знает, долго ли бы мы просидели на ней в виду красивых утесов, если б нам
не были сказаны следующие слова: «Господа! завтра шкуна отправляется в Камчатку, и потому сегодня извольте перебраться с нее», а куда —
не сказано. Разумелось, на берег.
Так кончился первый акт этой морской драмы, — первый потому, что «страшные», «опасные» и «гибельные» минуты далеко
не исчерпались землетрясением. Второй акт продолжался с 11-го декабря 1854 по 6-е января 1855 г., когда плаватели
покинули фрегат, или, вернее, когда он
покинул их совсем, и они буквально «выбросились» на чужой, отдаленный от отечества берег.
— Ваше я, что ли, пила? — огрызалась беспутная Клемантинка, — кабы не моя несчастная слабость, да
не покинули меня паны мои милые, узнали бы вы у меня ужо, какова я есть!
— А? Так это насилие! — вскричала Дуня, побледнела как смерть и бросилась в угол, где поскорей заслонилась столиком, случившимся под рукой. Она не кричала; но она впилась взглядом в своего мучителя и зорко следила за каждым его движением. Свидригайлов тоже не двигался с места и стоял против нее на другом конце комнаты. Он даже овладел собою, по крайней мере снаружи. Но лицо его было бледно по-прежнему. Насмешливая улыбка
не покидала его.
«Стой! стой!» — раздался голос, слишком мне знакомый, — и я увидел Савельича, бежавшего нам навстречу. Пугачев велел остановиться. «Батюшка, Петр Андреич! — кричал дядька. —
Не покинь меня на старости лет посреди этих мошен…» — «А, старый хрыч! — сказал ему Пугачев. — Опять бог дал свидеться. Ну, садись на облучок».
Зато, поселившись однажды в деревне, он уже
не покидал ее, даже и в те три зимы, которые Николай Петрович провел в Петербурге с сыном.
Неточные совпадения
— А кто сплошал, и надо бы // Того тащить к помещику, // Да все испортит он! // Мужик богатый… Питерщик… // Вишь, принесла нелегкая // Домой его на грех! // Порядки наши чудные // Ему пока в диковину, // Так смех и разобрал! // А мы теперь расхлебывай! — // «Ну… вы его
не трогайте, // А лучше
киньте жеребий. // Заплатим мы: вот пять рублей…»
Не ветры веют буйные, //
Не мать-земля колышется — // Шумит, поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к вечеру
покинули // Бурливое село…
Во всяком случае, в видах предотвращения злонамеренных толкований, издатель считает долгом оговориться, что весь его труд в настоящем случае заключается только в том, что он исправил тяжелый и устарелый слог «Летописца» и имел надлежащий надзор за орфографией, нимало
не касаясь самого содержания летописи. С первой минуты до последней издателя
не покидал грозный образ Михаила Петровича Погодина, и это одно уже может служить ручательством, с каким почтительным трепетом он относился к своей задаче.
Тогда князь, видя, что они и здесь, перед лицом его, своей розни
не покидают, сильно распалился и начал учить их жезлом.
По временам он выбегал в зал,
кидал письмоводителю кипу исписанных листков, произносил: «
Не потерплю!» — и вновь скрывался в кабинете.