Неточные совпадения
Это от непривычки: если б пароходы существовали несколько тысяч
лет, а парусные суда недавно, глаз людской, конечно, находил бы больше поэзии в этом быстром, видимом стремлении судна, на котором
не мечется из угла в угол измученная толпа людей, стараясь угодить ветру, а стоит в бездействии, скрестив руки на груди, человек, с покойным сознанием, что
под ногами его сжата сила, равная силе моря, заставляющая служить себе и бурю, и штиль.
Дом американского консула Каннингама, который в то же время и представитель здесь знаменитого американского торгового дома Россель и Ко, один из лучших в Шанхае. Постройка такого дома обходится ‹в› 50 тысяч долларов. Кругом его парк, или, вернее, двор с деревьями. Широкая веранда опирается на красивую колоннаду.
Летом, должно быть, прохладно: солнце
не ударяет в стекла, защищаемые посредством жалюзи. В подъезде,
под навесом балкона, стояла большая пушка, направленная на улицу.
Дорога пошла в гору. Жарко. Мы сняли пальто: наши узкие костюмы, из сукна и других плотных материй, просто невозможны в этих климатах. Каков жар должен быть
летом! Хорошо еще, что ветер с моря приносит со всех сторон постоянно прохладу! А всего в 26-м градусе широты лежат эти благословенные острова. Как
не взять их
под покровительство? Люди Соединенных Штатов совершенно правы, с своей стороны.
— Меня, — кротко и скромно отвечал Беттельгейм (но
под этой скромностью таилось, кажется,
не смирение). — Потом, — продолжал он, — уж постоянно стали заходить сюда корабли христианских наций, и именно от английского правительства разрешено раз в
год посылать одно военное судно, с китайской станции, на Лю-чу наблюдать, как поступают с нами, и вот жители кланяются теперь в пояс. Они невежественны, грязны, грубы…
«Или они
под паром, эти поля, — думал я, глядя на пустые, большие пространства, — здешняя почва так же ли нуждается в отдыхе, как и наши северные нивы, или это нерадение, лень?» Некого было спросить; с нами ехал К. И. Лосев, хороший агроном и практический хозяин, много
лет заведывавший большим имением в России, но знания его останавливались на пшенице, клевере и далее
не шли.
У юрты встретил меня старик
лет шестидесяти пяти в мундире станционного смотрителя со шпагой. Я думал, что он тут живет, но
не понимал, отчего он встречает меня так торжественно, в шпаге, руку
под козырек, и глаз с меня
не сводит. «Вы смотритель?» — кланяясь, спросил я его. «Точно так, из дворян», — отвечал он. Я еще поклонился. Так вот отчего он при шпаге! Оставалось узнать, зачем он встречает меня с таким почетом:
не принимает ли за кого-нибудь из своих начальников?
— Иван Иванович, — решительно заговорила Татьяна Марковна, — по городу сплетня ходит. Мы с Борюшкой погорячились и сорвали маску с лицемера Тычкова, вы знаете. Мне бы и
не под лета, да он уж очень зазнался. Терпенья не было! Теперь он срывает маску с нас…
— Что это вас нигде не сыщешь, и чай давно подан, и все в сборе, я уже искала, искала вас, ноги устали,
не под лета мне бегать; да и что это на сырой траве лежать?.. вот будет завтра насморк, непременно будет.
Ну, вот и вечер кончен — как я рад. // Пора хотя на миг забыться, // Весь этот пестрый сброд — весь этот маскерад // Еще в уме моем кружится. // И что же я там делал, не смешно ль!.. // Давал любовнику советы, // Догадки поверял, сличал браслеты… // И за других мечтал, как делают поэты… // Ей богу, мне такая роль // Уж
не под леты!
— Ах, сударь! — отвечал купец, —
не под лета бы мне эта к скакать; и добро б я спешил на радость, а то… но делать нечего; не мне роптать, окаянному грешнику… его святая воля! — Старик закрыл глаза рукою, и крупные слезы закапали на его седую бороду.
«Ваше высокородие, — отвечал Столыгин, у которого кровь бросалась в лицо от такой дерзкой оппозиции, — да ты бы ехал в полк — ну, я тебе пришелся не по нраву, прости великодушно, а уж переучиваться мне поздно, мне
не под лета; да и что же, я тебя не на веревочке держу, ступай себе в Молдавию в женино именье».
Неточные совпадения
В семь
лет мирской копеечки //
Под ноготь
не зажал, // В семь
лет не тронул правого, //
Не попустил виновному.
Потом пошли к модному заведению француженки, девицы де Сан-Кюлот (в Глупове она была известна
под именем Устиньи Протасьевны Трубочистихи; впоследствии же оказалась сестрою Марата [Марат в то время
не был известен; ошибку эту, впрочем, можно объяснить тем, что события описывались «Летописцем», по-видимому,
не по горячим следам, а несколько
лет спустя.
Подложили цепи
под колеса вместо тормозов, чтоб они
не раскатывались, взяли лошадей
под уздцы и начали спускаться; направо был утес, налево пропасть такая, что целая деревушка осетин, живущих на дне ее, казалась гнездом ласточки; я содрогнулся, подумав, что часто здесь, в глухую ночь, по этой дороге, где две повозки
не могут разъехаться, какой-нибудь курьер раз десять в
год проезжает,
не вылезая из своего тряского экипажа.
— Да так. Я дал себе заклятье. Когда я был еще подпоручиком, раз, знаете, мы подгуляли между собой, а ночью сделалась тревога; вот мы и вышли перед фрунт навеселе, да уж и досталось нам, как Алексей Петрович узнал:
не дай господи, как он рассердился! чуть-чуть
не отдал
под суд. Оно и точно: другой раз целый
год живешь, никого
не видишь, да как тут еще водка — пропадший человек!
Если ты над нею
не приобретешь власти, то даже ее первый поцелуй
не даст тебе права на второй; она с тобой накокетничается вдоволь, а
года через два выйдет замуж за урода, из покорности к маменьке, и станет себя уверять, что она несчастна, что она одного только человека и любила, то есть тебя, но что небо
не хотело соединить ее с ним, потому что на нем была солдатская шинель, хотя
под этой толстой серой шинелью билось сердце страстное и благородное…