Неточные совпадения
Если путешествуешь
не для специальной цели, нужно, чтобы впечатления нежданно и незванно сами собирались в душу; а
к кому они так
не ходят, тот лучше
не путешествуй.
После завтрака, состоявшего из горы мяса, картофеля и овощей, то есть тяжелого обеда, все расходились: офицеры в адмиралтейство на фрегат
к работам, мы,
не офицеры, или занимались дома, или шли за покупками, гулять,
кто в Портсмут,
кто в Портси,
кто в Саутси или в Госпорт — это названия четырех городов, связанных вместе и составляющих Портсмут.
Этому чиновнику посылают еще сто рублей деньгами
к Пасхе, столько-то раздать у себя в деревне старым слугам, живущим на пенсии, а их много, да мужичкам, которые то ноги отморозили, ездивши по дрова, то обгорели, суша хлеб в овине,
кого в дугу согнуло от какой-то лихой болести, так что спины
не разогнет, у другого темная вода закрыла глаза.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно проводить время было у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком
не видали мы берега. Самые бывалые и терпеливые из нас с гримасой смотрели на море, думая про себя: скоро ли что-нибудь другое? Друг на друга почти
не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут
к обеду, в котором часу тот или другой ляжет спать, даже нехотя заметишь, у
кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
Купец этот пригласил нас
к себе,
не назначив,
кого именно, в каком числе, а просто сказал, что ожидает
к себе в четыре часа, и просил заехать
к нему в лавку, откуда вместе и поехать.
Спросили, когда будут полномочные. «Из Едо…
не получено… об этом». Ну пошел свое! Хагивари и Саброски начали делать нам знаки, показывая на бумагу, что вот какое чудо случилось: только заговорили о ней, и она и пришла! Тут уже никто
не выдержал, и они сами, и все мы стали смеяться. Бумага писана была от президента горочью Абе-Исен-о-ками-сама
к обоим губернаторам о том, что едут полномочные, но
кто именно, когда они едут, выехали ли, в дороге ли — об этом ни слова.
«Однако ж час, — сказал барон, — пора домой; мне завтракать (он жил в отели), вам обедать». Мы пошли
не прежней дорогой, а по каналу и повернули в первую длинную и довольно узкую улицу, которая вела прямо
к трактиру. На ней тоже купеческие домы, с высокими заборами и садиками, тоже бежали вприпрыжку носильщики с ношами. Мы пришли еще рано; наши
не все собрались:
кто пошел по делам службы,
кто фланировать, другие хотели пробраться в китайский лагерь.
В Японии, напротив, еще до сих пор скоро дела
не делаются и
не любят даже тех,
кто имеет эту слабость. От наших судов до Нагасаки три добрые четверти часа езды. Японцы часто
к нам ездят: ну что бы пригласить нас стать у города, чтоб самим
не терять по-пустому время на переезды? Нельзя. Почему? Надо спросить у верховного совета, верховный совет спросит у сиогуна, а тот пошлет
к микадо.
Кто учил этих детей природы строить? невольно спросишь себя: здесь никто
не был; каких-нибудь сорок лет назад узнали о их существовании и в первый раз заглянули
к ним люди, умеющие строить такие мосты; сами они нигде
не были.
Но если
кто пожелает непременно иметь хорошие сигары
не в большом количестве, тот, без всяких фактур и заказов, обращается
к кому-нибудь из служащих на фабрике или приходит прямо и просто, как говорил мой провожатый, заказывает, сколько ему нужно, и получает за ту же цену мимо администрации, мимо магазина, куда деньги за эти сигары, конечно, уже
не поступают.
Но их мало, жизни нет, и пустота везде. Мимо фрегата редко и робко скользят в байдарках полудикие туземцы. Только Афонька, доходивший в своих охотничьих подвигах, через леса и реки, и до китайских, и до наших границ и говорящий понемногу на всех языках, больше смесью всех, между прочим и наречиями диких,
не робея, идет
к нам и всегда норовит прийти
к тому времени, когда команде раздают вино. Кто-нибудь поднесет и ему: он выпьет и
не благодарит выпивши,
не скажет ни слова, оборотится и уйдет.
Но, однако ж, кончилось все-таки тем, что вот я живу, у
кого — еще и сам
не знаю; на досках постлана мне постель, вещи мои расположены как следует, необходимое платье развешено, и я сижу за столом и пишу письма в Москву,
к вам, на Волгу.
«Где же вы бывали?» — спрашивал я одного из них. «В разных местах, — сказал он, — и
к северу, и
к югу, за тысячу верст, за полторы, за три». — «
Кто ж живет в тех местах, например
к северу?» — «
Не живет никто, а кочуют якуты, тунгусы, чукчи. Ездят по этим дорогам верхом, большею частью на одних и тех же лошадях или на оленях. По колымскому и другим пустынным трактам есть, пожалуй, и станции, но какие расстояния между ними: верст по четыреста, небольшие — всего по двести верст!»
— И что? — допытывался я уже на другой день на рейде, ибо там, за рифами, опять ни
к кому приступу
не было: так все озабочены. Да почему-то и неловко было спрашивать, как бывает неловко заговаривать, где есть трудный больной в доме, о том, выздоровеет он или умрет?
Один только отец Аввакум, наш добрый и почтенный архимандрит, относился ко всем этим ожиданиям, как почти и ко всему, невозмутимо-покойно и даже скептически. Как он сам лично
не имел врагов, всеми любимый и сам всех любивший, то и
не предполагал их нигде и ни в
ком: ни на море, ни на суше, ни в людях, ни в кораблях. У него была вражда только
к одной большой пушке, как совершенно ненужному в его глазах предмету, которая стояла в его каюте и отнимала у него много простора и свету.
Неточные совпадения
Да
кто там еще? (Подходит
к окну.)
Не хочу,
не хочу!
Не нужно,
не нужно! (Отходя.)Надоели, черт возьми!
Не впускай, Осип!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — //
К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
— А
кто сплошал, и надо бы // Того тащить
к помещику, // Да все испортит он! // Мужик богатый… Питерщик… // Вишь, принесла нелегкая // Домой его на грех! // Порядки наши чудные // Ему пока в диковину, // Так смех и разобрал! // А мы теперь расхлебывай! — // «Ну… вы его
не трогайте, // А лучше киньте жеребий. // Заплатим мы: вот пять рублей…»
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться
не стану. (
К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с
кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова
не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит,
кто меня, бедную, обижает.
Г-жа Простакова. Пронозила!.. Нет, братец, ты должен образ выменить господина офицера; а кабы
не он, то б ты от меня
не заслонился. За сына вступлюсь.
Не спущу отцу родному. (Стародуму.) Это, сударь, ничего и
не смешно.
Не прогневайся. У меня материно сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала? Изволил пожаловать неведомо
к кому, неведомо
кто.
