Неточные совпадения
В одном я — скромный чиновник, в форменном фраке, робеющий перед начальническим взглядом, боящийся простуды, заключенный в четырех
стенах с несколькими десятками похожих друг
на друга лиц, вицмундиров.
С первого раза невыгодно действует
на воображение все, что потом привычному глазу кажется удобством: недостаток света, простора, люки, куда люди как будто проваливаются, пригвожденные к
стенам комоды и диваны, привязанные к полу столы и стулья, тяжелые орудия, ядра и картечи, правильными кучами
на кранцах, как
на подносах, расставленные у орудий; груды снастей, висящих, лежащих, двигающихся и неподвижных, койки вместо постелей, отсутствие всего лишнего; порядок и стройность вместо красивого беспорядка и некрасивой распущенности, как в людях, так и в убранстве этого плавучего жилища.
Между двух холмов лепилась куча домов, которые то скрывались, то появлялись из-за бахромы набегавших
на берег бурунов: к вершинам холмов прилипло облако тумана. «Что это такое?» — спросил я лоцмана. «Dover», — каркнул он. Я оглянулся налево: там рисовался неясно сизый, неровный и крутой берег Франции. Ночью мы бросили якорь
на Спитгедском рейде, между островом Вайтом и крепостными
стенами Портсмута.
Пока ехали в гавани, за
стенами, казалось покойно, но лишь выехали
на простор, там дуло свирепо, да к этому холод, темнота и яростный шум бурунов, разбивающихся о крепостную
стену.
«Что скажешь, Прохор?» — говорит барин небрежно. Но Прохор ничего не говорит; он еще небрежнее достает со
стены машинку, то есть счеты, и подает барину, а сам, выставив одну ногу вперед, а руки заложив назад, становится поодаль. «Сколько чего?» — спрашивает барин, готовясь класть
на счетах.
Я постоял у шпиля, посмотрел, как море вдруг скроется из глаз совсем под фрегат и перед вами палуба стоит стоймя, то вдруг скроется палуба и вместо нее очутится
стена воды, которая так и лезет
на вас.
Вечером я лежал
на кушетке у самой
стены, а напротив была софа, устроенная кругом бизань-мачты, которая проходила через каюту вниз. Вдруг поддало, то есть шальной или, пожалуй, девятый вал ударил в корму. Все ухватились кто за что мог. Я, прежде нежели подумал об этой предосторожности, вдруг почувствовал, что кушетка отделилась от
стены, а я отделяюсь от кушетки.
Кое-как добрался я до своей каюты, в которой не был со вчерашнего дня, отворил дверь и не вошел — все эти термины теряют значение в качку — был втиснут толчком в каюту и старался удержаться
на ногах, упираясь кулаками в обе противоположные
стены.
Чувствуя, что мне не устоять и не усидеть
на полу, я быстро опустился
на маленький диван и думал, что спасусь этим; но не тут-то было: надо было прирасти к
стене, чтоб не упасть.
На одной вилле, за
стеной,
на балконе, я видел прекрасную женскую головку; она глядела
на дорогу, но так гордо, с таким холодным достоинством, что неловко и нескромно было смотреть
на нее долго. Голубые глаза, льняные волосы: должно быть, мисс или леди, но никак не синьора.
На столе лежала Библия и другие книги, рукоделья, тетради и т. п., у
стены стояло фортепиано.
Мы заглянули в длинный деревянный сарай, где живут 20 преступники. Он содержится чисто. Окон нет. У
стен идут постели рядом,
на широких досках, устроенных, как у нас полати в избах, только ниже. Там мы нашли большое общество сидевших и лежавших арестантов. Я спросил, можно ли, как это у нас водится, дать денег арестантам, но мне отвечали, что это строго запрещено.
Далее и далее все
стены гор и все разбросанные
на них громадные обломки, похожие
на монастыри,
на исполинские надгробные памятники, точно следы страшного опустошения.
Длиной он футов сорок, а вниз опускался сплошной каменной
стеной, футов
на семьдесят, и упирался в дно оврага.
В полуверсте от местечка,
на голой, далеко расчищенной кругом площадке, стояло белое небольшое здание, обнесенное каменной
стеной.
Окон в хижинах не было, да и не нужно: оттуда сквозь
стены можно видеть, что делается наруже, зато и снаружи видно все, что делается внутри. А внутри ничего не делается: малаец лежит
на циновке или ребятишки валяются, как поросята.
От нечего делать я оглядывал
стены и вдруг вижу: над дверью что-то ползет, дальше
на потолке тоже, над моей головой, кругом по
стенам, в углах — везде. «Что это?» — спросил я слугу-португальца. Он отвечал мне что-то — я не понял. Я подошел ближе и разглядел, что это ящерицы, вершка в полтора и два величиной. Они полезны в домах, потому что истребляют насекомых.
Мы пошли назад; индиец принялся опять вопить по книге, а другие два уселись
на пятки слушать; четвертый вынес нам из ниши роз
на блюде. Мы заглянули по соседству и в малайскую мечеть. «Это я и в Казани видел», — сказал один из моих товарищей, посмотрев
на голые
стены.
Глядите
на местность самого островка Гонконга, и взгляд ваш везде упирается, как в
стену, в красно-желтую гору, местами зеленую от травы.
Еще менее грезилось, что они же, китайцы, своими руками и
на свою шею, будут обтесывать эти камни, складывать в
стены, в брустверы, ставить пушки…
Можно определить и так: это такой ветер, который большие военные суда, купеческие корабли, пароходы, джонки, лодки и все, что попадется
на море, иногда и самое море, кидает
на берег, а крыши,
стены домов, деревья, людей и все, что попадется
на берегу, иногда и самый берег, кидает в море.
Вечером задул свежий ветер. Я напрасно хотел писать: ни чернильница, ни свеча не стояли
на столе, бумага вырывалась из-под рук. Успеешь написать несколько слов и сейчас протягиваешь руку назад — упереться в
стену, чтоб не опрокинуться. Я бросил все и пошел ходить по шканцам; но и то не совсем удачно, хотя я уже и приобрел морские ноги.
Орудия закрепили тройными талями и, сверх того, еще занесли кабельтовым, и
на этот счет были довольно покойны. Качка была ужасная. Вещи, которые крепко привязаны были к
стенам и к полу, отрывались и неслись в противоположную сторону, оттуда назад. Так задумали оторваться три массивные кресла в капитанской каюте. Они рванулись, понеслись, домчались до средины; тут крен был так крут, что они скакнули уже по воздуху, сбили столик перед диваном и, изломав его, изломавшись сами, с треском упали все
на диван.
Мы стали прекрасно. Вообразите огромную сцену, в глубине которой, верстах в трех от вас, видны высокие холмы, почти горы, и у подошвы их куча домов с белыми известковыми
стенами, черепичными или деревянными кровлями. Это и есть город, лежащий
на берегу полукруглой бухты. От бухты идет пролив, широкий, почти как Нева, с зелеными, холмистыми берегами, усеянными хижинами, батареями, деревнями, кедровником и нивами.
Кругом, ровным бордюром вдоль
стен, сидели
на пятках все чиновники и свита губернатора.
«
На шкуне», — отвечал я в
стену и в то же время с досадой подумал: «Чье это, английское или американское удобство?» — и ногами опять приводил себя в прежнее положение.
Он собрал войско и расположил его лагерем у городских
стен, а сам жил
на джонках и действовал с реки.
Стена, из серого кирпича, очень высока,
на глазомер сажен в шесть вышиною, и претолстая.
Один из новых путешественников, именно г-н Нопич, сделавший путешествие вокруг света
на датском корвете «Галатея», под командою г-на Стен-Билля, издал в особой книге собранные им сведения о торговле посещенных им мест.
Она была очень ярко убрана:
стены в ней, или, по-морскому, переборки, и двери были красного дерева, пол, или палуба, устлана ковром;
на окнах красные и зеленые драпри.
Глядя
на эти коралловые заборы, вы подумаете, что за ними прячутся такие же крепкие каменные домы, — ничего не бывало: там скромно стоят игрушечные домики, крытые черепицей, или бедные хижины, вроде хлевов, крытые рисовой соломой, о трех стенках из тонкого дерева, заплетенного бамбуком; четвертой
стены нет: одна сторона дома открыта; она задвигается, в случае нужды, рамой, заклеенной бумагой, за неимением стекол; это у зажиточных домов, а у хижин вовсе не задвигается.
Мы прошли мимо какого-то, загороженного высокой каменной и массивной
стеной, здания с тремя входами, наглухо заколоченными, с китайскими надписями
на воротах: это буддийский монастырь.
По мере нашего приближения берег стал обрисовываться: обозначилась серая, длинная
стена, за ней колокольни, потом тесная куча домов. Открылся вход в реку, одетую каменной набережной.
На правом берегу, у самого устья, стоит высокая башня маяка.
Здания строятся по двум способам: или чрезвычайно массивно, как строятся монастыри, казармы, казенные домы, так что надо необыкновенное землетрясение, чтоб поколебать громадные
стены этих зданий; или же сколачиваются
на живую нитку, вроде балаганов, как выстроена фонда и почти все другие частные домы.
Мы въехали в город с другой стороны; там уж кое-где зажигали фонари: начинались сумерки. Китайские лавки сияли цветными огнями. В полумраке двигалась по тротуарам толпа гуляющих; по мостовой мчались коляски. Мы опять через мост поехали к крепости, но
на мосту была такая теснота от экипажей, такая толкотня между пешеходами, что я ждал минут пять в линии колясок, пока можно было проехать. Наконец мы высвободились из толпы и мимо крепостной
стены приехали
на гласис и вмешались в ряды экипажей.
Я перестал дергать, но вода не переставала течь, напротив, все неистовее и неистовее вторгалась ко мне и обдавала облаком брызг и меня, и
стены, и кресло, а
на кресле мое белье и платье.
По узенькой, извилистой лестнице вошли мы прямо
на хоры главной церкви и были поражены тонкостью и изяществом деревянной резьбы, которая покрывала все
стены на хорах, кафедру, орган — все.
Я с фрегата смотрю, как буруны
стеною нападают
на берег, хлещут высоко и рассыпаются широкой белой бахромой.
Буруны
стеной, точно войско, шли
на берег и разбивались у наших ног.
Если и достигнешь берега, влезть
на него все равно что
на гладкую, отвесную
стену.
Наконец
на четвертый день мы заметили
на горизонте не поля, не домы, а какую-то серую, неприступную, грозную
стену.
Давно я видел одну гору, как
стену прямую, с обледеневшей снежной глыбой, будто вставленным в перстне алмазом,
на самой крутизне.
Я смотрел
на него и
на огонь: с одной стороны мне было очень тепло — от очага; спина же, обращенная к
стене юрты, напротив, зябла. Долго сидел смотритель неподвижно; мне стало дрематься.
Я ехал мимо старинной, полуразрушенной
стены и несколька башен: это остатки крепости, уцелевшей от времен покорения области. Якутск основан пришедшими от Енисея казаками, лет за двести перед этим, в 1630-х годах. Якуты пробовали нападать
на крепость, но напрасно. Возникшие впоследствии между казаками раздоры заставили наше правительство взять этот край в свои руки, и скоро в Якутск прибыл воевода.
Я не унывал нисколько, отчасти потому, что мне казалось невероятным, чтобы цепи — канаты двух, наконец, трех и даже четырех якорей не выдержали, а главное — берег близко. Он, а не рифы, был для меня «каменной
стеной»,
на которую я бесконечно и возлагал все упование. Это совершенно усыпляло всякий страх и даже подозрение опасности, когда она была очевидна. И я смотрел
на всю эту «опасную» двухдневную минуту как
на дело, до меня нисколько не касающееся.
По изустным рассказам свидетелей, поразительнее всего казалось переменное возвышение и понижение берега: он то приходил вровень с фрегатом, то вдруг возвышался саженей
на шесть вверх. Нельзя было решить, стоя
на палубе, поднимается ли вода, или опускается самое дно моря? Вращением воды кидало фрегат из стороны в сторону, прижимая
на какую-нибудь сажень к скалистой
стене острова, около которого он стоял, и грозя раздробить, как орех, и отбрасывая опять
на середину бухты.