Неточные совпадения
Я видел его
на песках Африки, следящего за работой негров,
на плантациях Индии и Китая, среди тюков чаю, взглядом и словом,
на своем родном языке, повелевающего народами, кораблями,
пушками, двигающего необъятными естественными силами природы…
От этого всегда поднимается гвалт
на судне, когда завидят идущие навстречу огни, кричат, бьют в барабан, жгут бенгальские огни, и если судно не меняет своего направления, палят из
пушек.
Только и говорится о том, как корабль стукнулся о камень, повалился
на бок, как рухнули мачты, палубы, как гибли сотнями люди — одни раздавленные
пушками, другие утонули…
Взглянешь около себя и увидишь мачты, палубы,
пушки, слышишь рев ветра, а невдалеке, в красноречивом безмолвии, стоят красивые скалы: не раз содрогнешься за участь путешественников!.. Но я убедился, что читать и слушать рассказы об опасных странствиях гораздо страшнее, нежели испытывать последние. Говорят, и умирающему не так страшно умирать, как свидетелям смотреть
на это.
То ваша голова и стан, мой прекрасный друг, но в матросской куртке, то будто
пушка в вашем замасленном пальто, любезный мой артист, сидит подле меня
на диване.
Опираясь
на него, я вышел «
на улицу» в тот самый момент, когда палуба вдруг как будто вырвалась из-под ног и скрылась, а перед глазами очутилась целая изумрудная гора, усыпанная голубыми волнами, с белыми, будто жемчужными, верхушками, блеснула и тотчас же скрылась за борт. Меня стало прижимать к
пушке, оттуда потянуло к люку. Я обеими руками уцепился за леер.
Еще менее грезилось, что они же, китайцы, своими руками и
на свою шею, будут обтесывать эти камни, складывать в стены, в брустверы, ставить
пушки…
Вслед за ними посетил нас английский генерал-губернатор (governor of the strait — губернатор пролива, то есть гонконгский), он же и полномочный от Англии в Китае. Зовут его сэр Бонэм (sir Bonham). Ему отданы были те же почести, какими он встретил нашего адмирала
на берегу: играла музыка, палили из
пушек.
Может быть, опасение за торговую нерасчетливость какого-нибудь Джердина и справедливо, но зато обладание Гонконгом,
пушки, свой рейд — все это у порога Китая, обеспечивает англичанам торговлю с Китаем навсегда, и этот островок будет, кажется, вечным бельмом
на глазу китайского правительства.
Я только что проснулся, Фаддеев донес мне, что приезжали голые люди и подали
на палке какую-то бумагу. «Что ж это за люди?» — спросил я. «Японец, должно быть», — отвечал он. Японцы остановились саженях в трех от фрегата и что-то говорили нам, но ближе подъехать не решались; они пятились от высунувшихся из полупортиков
пушек. Мы махали им руками и платками, чтоб они вошли.
Мы уже были предупреждены, что нас встретят здесь вопросами, и оттого приготовились отвечать, как следует, со всею откровенностью. Они спрашивали: откуда мы пришли, давно ли вышли, какого числа, сколько у нас людей
на каждом корабле, как матросов, так и офицеров, сколько
пушек и т. п.
Вон деревни жмутся в теснинах, кое-где разбросаны хижины. А это что: какие-то занавески с нарисованными
на них, белой и черной краской, кругами? гербы Физенского и Сатсумского удельных князей, сказали нам гости. Дунул ветерок, занавески заколебались и обнаружили
пушки: в одном месте три, с развалившимися станками, в другом одна вовсе без станка — как страшно! Наши артиллеристы подозревают, что
на этих батареях есть и деревянные
пушки.
Один смотрит, подняв брови, как матросы, купаясь, один за другим бросаются с русленей прямо в море и
на несколько мгновений исчезают в воде; другой присел над люком и не сводит глаз с того, что делается в кают-компании; третий, сидя
на стуле, уставил глаза в
пушку и не может от старости свести губ.
А теперь они еще пока боятся и подумать выглянуть
на свет Божий из-под этого колпака, которым так плотно сами накрыли себя. Как они испуганы и огорчены нашим внезапным появлением у их берегов! Четыре большие судна, огромные
пушки, множество людей и твердый, небывалый тон в предложениях, самостоятельность в поступках! Что ж это такое?
Они теперь мечутся, меряют орудия, когда они
на них наведены, хотят в одну минуту выучиться строить батареи, лить
пушки, ядра и даже — стрелять.
Корвет перетянулся, потом транспорт, а там и мы, но без помощи японцев, а сами,
на парусах. Теперь ближе к берегу. Я целый день смотрел в трубу
на домы, деревья. Все хижины да дрянные батареи с
пушками на развалившихся станках. Видел я внутренность хижин: они без окон, только со входами; видел голых мужчин и женщин, тоже голых сверху до пояса: у них надета синяя простая юбка — и только.
На порогах, как везде, бегают и играют ребятишки; слышу лай собак, но редко.
Вот я
на днях сказал ему, что «видел, как японец один поворачивает
пушку, а вас тут, — прибавил я, — десятеро, возитесь около одной
пушки и насилу двигаете ее».
Намедни и я видел, что волной плеснуло
на берег, вон
на ту низенькую батарею, да и смыло
пушку, она и поплыла, а японец едет подле да и толкает ее к берегу.
Наконец, 23-го утром, запалили японские
пушки: «А! судно идет!» Которое? Мы волновались. Кто поехал навстречу, кто влез
на марсы,
на салинги — смотреть. Уж не англичане ли? Вот одолжат! Нет, это наш транспорт из Шанхая с письмами, газетами и провизией.
Радость, радость, праздник: шкуна пришла! Сегодня, 3-го числа, палят японские
пушки. С салингов завидели шкуну. Часу в 1-м она стала
на якорь подле нас. Сколько новостей!
Дом американского консула Каннингама, который в то же время и представитель здесь знаменитого американского торгового дома Россель и Ко, один из лучших в Шанхае. Постройка такого дома обходится ‹в› 50 тысяч долларов. Кругом его парк, или, вернее, двор с деревьями. Широкая веранда опирается
на красивую колоннаду. Летом, должно быть, прохладно: солнце не ударяет в стекла, защищаемые посредством жалюзи. В подъезде, под навесом балкона, стояла большая
пушка, направленная
на улицу.
Но кончилось:
пушки замолчали, горы опять заснули, собаки успокоились,
на высотах показалось несколько длиннополых японских фигур.
Между деревьями, в самом деле как
на картинке, жались хижины, окруженные каменным забором из кораллов, сложенных так плотно, что любая
пушка задумалась бы перед этой крепостью: и это только чтоб оградить какую-нибудь хижину.
Она сидела
на станке
пушки, бойко глядела вокруг и беспрестанно кокетничала ногой, выставляя ее напоказ.
Что за плавание в этих печальных местах! что за климат! Лета почти нет: утром ни холодно, ни тепло, а вечером положительно холодно. Туманы скрывают от глаз чуть не собственный нос. Вчера палили из
пушек, били в барабан, чтоб навести наши шлюпки с офицерами
на место, где стоит фрегат. Ветра большею частию свежие, холодные, тишины почти не бывает, а половина июля!
Один только отец Аввакум, наш добрый и почтенный архимандрит, относился ко всем этим ожиданиям, как почти и ко всему, невозмутимо-покойно и даже скептически. Как он сам лично не имел врагов, всеми любимый и сам всех любивший, то и не предполагал их нигде и ни в ком: ни
на море, ни
на суше, ни в людях, ни в кораблях. У него была вражда только к одной большой
пушке, как совершенно ненужному в его глазах предмету, которая стояла в его каюте и отнимала у него много простора и свету.